Толмачева Надежда Васильевна

    На елке горели свечи в маленьких подсвечниках, а под ней – каток с маленькими конькобежцами, лыжниками, балеринами. Вокруг елки мы любили водить хороводы, пели много песен детских, русских народных, и даже военных. Многие песни не просто пели, но театрализовали, в костюмах, разыгрывая сюжет песни тут же, импровизируя его, у кого сколько хватало фантазии.

    Все это делалось без участия взрослых, поэтому было весело, свободно, без этих вечных «нельзя». У нас все было можно, но единственно, что было недопустимо – это пошлость. Ничего неприличного никогда не звучало. На это было «табу».

    Жить нам было весело и очень интересно в творческих бесконечных замыслах. Что ни день, то что-то новое, или спектакль, или концерт.

    Любовь Васильевна Симонова - сестра Н.В. Толмачевой,1989 год

     

    Так мы развивались самостоятельно эстетически, без подсказок со стороны. Недаром сестра Люба (Любовь Васильевна Симонова) впоследствии стала режиссером Омского детского театра «Сказка», лучшего в России (по итогам 2005 г.), посвятив ему 40 лет своей творческой жизни.

    Все это было в детстве, в войну, а взрослая жизнь нас в этом отношении разъединила. Алла Вагина стала инженером, Лиля Шварц – фармацевтом, Люба Лацис мастером на заводе, но ушла от нас в мир иной от неизлечимой болезни. Я же, проработав всю жизнь инженером-экономистом, со временем сменила свою деятельность на писательскую. Издала четыре книги: «500 невероятных случаев», «Я вас любил» (Пушкин и женщины), «Вечерний звон» (истории знаменитых романсов), «Пока горит свеча». Так что атмосфера творчества, в которой прошли наши хоть и трудные, военные детские годы, принесли свои плоды.

    С началом войны, во многом благодаря эвакуированным, в Омске появилась новая интеллигенция, и население города, весьма заметно к тому времени выросшее, стало более образованным и культурным, чем прежде.

    Облик Омска также стал меняться. Появились новые улицы с кирпичными домами, трамваи, новые скверы. На улицах заметно прибавилось машин, и город зажил новой жизнью.

    Общее впечатление о том военном времени было, да и теперь такое, что город и страна жили добрым, дружным коллективом, и строй был самый справедливый на свете.

    Мы тогда ничего не знали о безвинно пострадавших от сталинских репрессий. Мои подружки, у которых отцы сгинули, об этом молчали (правда, ходили слухи, что милиция в Москве выполняет план – сколько должны были арестовать человек. И этот план неукоснительно выполнялся ночами. Об этом однажды маме рассказал милиционер, участвовавший в таких облавах).

    Все открылось потом, в более поздние времена, однако тогда все мы и наши сверстники руководство страны во главе с его вождем считали безупречным. Думать иначе просто никто не мог: все равны и одинаковы в общественном и материальном положении. Все на равных везли этот воз – обеспечивать фронт любыми средствами. И старались, и обеспечивали, и победили!