Толмачева Надежда Васильевна

    Конечно, была в городе и «достопримечательность», так называемая шпана, грабившая и даже убивающая мирных людей в военное время. С нею расправлялись быстро и оперативно. Помню, как в нашей округе стали грабить зимними ночами запоздалых прохожих, в основном работников военных заводов, возвращавшихся с ночных смен. Люди забеспокоились. Но сразу же были приняты самые жесткие и крутые меры. Так, двое сотрудников милиции, переодевшись в штатское, ночью вышли на объект «гуляющей парочкой». Когда их окружили грабители и, угрожая ножами, приказали раздеваться, те их просто перестреляли, поставив точку ночным грабежам в городе вообще. Так все вершилось по законам военного времени.

    Если же вернуться к самому началу войны, то это было время испытаний и для меня. В конце мая 1941 года мама отправила меня, 10-летнюю, вместе с дочерью ее давней знакомой Олей (старше меня на 4 года) к ее родне, в Белоруссию (в Новосокольники, что в 150 километрах от границы с Польшей).

    Предполагалось, что мы будем там отдыхать все лето, однако желанный отдых не состоялся. Началась война! Где-то вдали загрохотало, как бывает с приближением грозы. Окна в домах стали заклеивать полосками бумаги крест на крест. Взрослые заметались, засуетились, засобирались ехать подальше от войны.

    Мы с Олей тогда даже не испугались. Жалко, правда, было уезжать из сказочных, по сравнению с нашим городом, мест, где в садах сливы на деревьях, вишни, черешни, а у нас в Сибири все это может только присниться. Однако приказ «уезжать» прозвучал строго и обжалованию не подлежал. Подали на станцию эшелон. Товарные вагоны заполнялись людьми-беженцами, так нас стали называть, потому что и я оказалась там же, вместе с Олей. Перед самой отправкой поезда я вдруг вспомнила, что забыла подушку (мама, отправляя меня, наказывала, чтобы я не оставляла ее, а привезла с собой). И я выскочила из вагона и, никого не спросив, бросилась бежать на квартиру, где проживала. Успела прибежать, отыскать эту подушку, схватить ее и примчаться на станцию к своему вагону. И тут же состав отправился. Если бы я не успела, то осталась бы в оккупации, потому что состав этот был последний, увозивший всех нас в тыл страны.

    Ехали мы около двух месяцев. На первых станциях нас встречали с оркестрами. На каждой из них выдавали талоны на обеды и кормили в станционных столовых и ресторанах, даже выдавали обувь, одежду тем, кто очень в этом нуждался. Я помню, по глупости, выбрала в магазине не настоящую обувь, а войлочные тапочки, которые мне понравились. Они промокли у меня под дождем сразу же, и я осталась почти без обуви. Но доехали благополучно, хотя говорили, что эшелон с беженцами, едущий перед нами, был разбомблен немецкой авиацией.

    Так я стала невольной очевидицей и даже участницей самых первых дней начала Великой Отечественной войны.

    В общем, для меня эвакуация прошла без особых приключений, но мне запомнился рассказ моей сотрудницы, оказавшейся, как и я в те годы, в условиях эвакуации Марии Васильевны Баженовой. Их семья (она, сестра и брат), находившиеся при больной матери, в долгой дороге, которая продолжалась два месяца, потеряли мать. Ее схоронили на одной из станций, а детей отправили далее, до Омска, где определили в детский дом. Там их долго морили голодом. Младший пятилетний братишка Андрей, - по воспоминаниям Марии Васильевны, - все время просил есть и плакал. Его поили водой и он, как говорили тогда, «опух от голода». Мария Васильевна тоже всегда хотела есть, как и старшая сестра Капа, но боялась попросить еду, потому что на них всегда кричали няньки. И тогда 10-летняя Капа написала отцу на фронт, где он сражался. Отец, получив это письмо, дал прочитать его своему командиру. Тот с письмом отправился к высшему командованию, которое связалось с Омском и заведующую детдомом арестовали (говорили, что ее даже расстреляли, что не удивительно в условиях военного времени). При смене руководства детдома все наладилось. Все дети: две сестры и брат окончили сначала школу, потом вузы, обзавелись семьями. Так что даже в военное время дети, потерявшие родителей, вырастали в детдомах полноценными людьми.

    Если говорить о значении культуры в жизни общества, то стоит вспомнить слова Фридриха Ницше, сказавшего: «Культура – это всего лишь тоненькая оболочка яблочной кожуры над раскаленным хаосом невежества». Однако как она решительно лепит детские души, формируя их и направляя в любое время, я убедилась на своем опыте.