ДЕТИ ВОЙНЫ МУЗЫКАЛЬНО-ДРАМАТИЧЕСКАЯ КОМПОЗИЦИЯ ДЛЯ СТАРШЕКЛАССНИКОВ
1 ведущая Здравствуйте, ребята! Вы, конечно, знаете, что в этом году отмечается 60-летие Победы нашей страны в Великой Отечественной войне. Но для вас эта война – только история, параграфы в учебнике, книги или фильмы. И, слава богу, что это история, а не действительность. Но помнить ее надо. Тем более, что живы еще свидетели тех страшных лет.
Гевиксман В. Музыка из киноэпопеи «Великая Отечественная». «В кольце блокады» (начало)
Под музыку на экране высвечивается заставка: «Совместный проект Молодежного Совета муниципальных библиотек и Театра для детей и молодежи. 60-летию Великой Победы посвящается. Дети войны». (Слайды 2, 3, 4).
2 ведущая Было время, когда людям не надо было ничего объяснять про войну. Они все знали сами, потому что вынесли эту войну на своих плечах. Сейчас, к сожалению, взрывы, убийства и кровь – тоже часть нашей жизни. Для кого-то – страшная реальность, для кого-то – мрачная телевизионная информация. Но той ситуации, что сложилась в нашей стране 60 лет назад, когда война касалась всех и каждого, когда существовал общий враг и общая беда, сейчас нет. К счастью, нет. Но люди того времени пока еще есть. Самым младшим из них сейчас за шестьдесят. И они часто так раздражают молодых своей медлительностью, угрюмостью или излишней разговорчивостью. Многие кажутся слишком нервными, обидчивыми, да просто странными. Конечно, это возраст. И извечное непонимание разных поколений. И невозможность представить, что они были такими же, как вы или ваши братья и сестры. И еще война. Которую пережили, но не забыли. Психологический надлом, оказавший влияние на всю последующую жизнь. По крайней мере, на жизнь тех, кто в войну был ребенком или подростком.
Молчанов К. Вокализ из оперы «А зори здесь тихие»
Музыка вступает в конце второго четверостишия (3-4 строка). На фоне стихотворения начинаются слайды, которые идут до самого конца музыкального отрывка. (Слайды 5-29, автомат, интервал 2 сек. Слайд 29 стоит: солдаты в медалях с ребенком).
1 ведущая
Я в дом вошел, темнело за окном,
Скрипели ставни, ветром дверь раскрыло.
Дом был оставлен, пусто было в нем,
Но все о тех, кто жил здесь, говорило.
Валялся пестрый мусор на полу,
Мурлыкал кот на вспоротой подушке,
И разноцветной грудою в углу
Лежали мирно детские игрушки.
Там был верблюд, и выкрашенный слон,
И два утенка с длинными носами,
И дед-мороз – весь запылился он,
И кукла с чуть раскрытыми глазами,
И даже пушка с пробкою в стволе,
Свисток, что воздух оглашает звонко,
А рядом в белой рамке на столе
Стояла фотография ребенка…
Ребенок был с кудряшками, как лен,
Из белой рамки здесь, со мною рядом,
В мое лицо смотрел пытливо он
Своим спокойным ясным взглядом…
А я стоял, молчание храня.
Скрипели ставни жалобно и тонко.
И родина смотрела на меня
Глазами белокурого ребенка.
2 ведущая О войне написано много, и материала у нас было достаточно, но мы решили не обращаться к художественной прозе, а взять опубликованные в разное время статьи и книги документального характера. Сегодня мы будем называть конкретные имена и факты. И возраст детей к началу войны.
1 ведущая Война началась для всех по-разному.
Одни были в Крыму, в Артеке. В обычных пионерских лагерях. Другие на дачах. Третьи в выходной гуляли с родителями в парке. Не все сразу почувствовали, что жизнь изменилась.
Зина Шиманская, 11 лет
«В день, когда началась война, мы были в цирке. Мы ничего не знали. В десять часов пошли в цирк, а вышли: на улице все зареванные, все говорят: «Война!» Мы: «Ура!» Дети… Мы читали в «Пионерской правде», как освобождали Западную Белоруссию, как мальчишки помогали бойцам, в газете печатались фотографии. Обрадовались, что и мы себя проявим».
2 ведущая (Слайд 30: рисунок из книги «Рисуют дети блокады») Это рисунок девочки-блокадницы, 6-летней Леры Жербиной. В левой части листа – солнце, зелень, цветы, фонтан. Правая выполнена в совершенно другой цветовой гамме. Это другой город, другое небо, другая жизнь. Текст на рисунке: «День, когда объявили войну, был солнечный и жаркий. Мы с мамой гуляли в Ботаническом саду. Вдруг радио громко сказало, что война с Германией. Народ испугался и побежал. Мама моя тоже испугалась, взяла меня крепко за руку, и мы побежали. Даже туча, и та на небе как будто пошла за нами».
1 ведущая Дороги войны… По ним шли не только солдаты – дети тоже. Пусть это были дороги в тыл – без бомб, без пуль, даже без капельки крови.
«Для меня эта дорога началась с Казанского вокзала, в Москве. Для меня и еще семисот ребят, детей сотрудников Коминтерна. Нас эвакуировали. Привозили ребят на вокзал мамы. Заводили в вагон, сажали на полку и уходили. Уходили на перрон – глядеть в окно.
Что делалось с малышами! Двух-, трех-, четырехлетние, они не хотели принимать маму за стеклом. Отчаянным криком рвалась наружу тревога: вдруг мама не успеет сесть?
– Ма-ма! – на всех языках мира».
2 ведущая Можно спросить, что героического в том, чтобы в пять, десять или двенадцать лет пройти через войну? Что могли понять, увидеть, запомнить дети? Многое!
Что помнят о матери? Об отце? Только смерть их: «…осталась на угольках одна пуговица от маминой кофты». Еще они могут рассказать, как умирали от голода и страха. Как убегали на фронт.
Детская память – вещь загадочная. Вот Лев Толстой утверждал, что помнит ощущение чистых и прохладных пеленок, в которые его заворачивали в детстве.
Первое воспоминание трехлетнего Володи Шаповалова, как вели на расстрел их семью и ему казалось, что мать кричала громче всех: «…может, потому мне так казалось, что она несла меня на руках, а я обхватил ее за шею. И руками слышал, как голос шел из горла».
1 ведущая Родителей помнили по-разному. Вот Лида Шандишова просит написать ее отцу на фронт. Мы же не знаем его адреса, отвечают ей. «А вы напишите, его найдут, – невозмутимо отвечает Лида, – у него ботинки с дырочками». Запомнились ей отцовские сандалии.
2 ведущая Если взрослая память дает объемную картину прошлого, то детская выхватывает наиболее яркие и трагические моменты.
Вася Асташенок, 10 лет
«С первой бомбой, когда я увидел, как она падает, я был уже не я, это был уже другой человек. Во всяком случае, ребенка во мне уже не стало. Или, может быть, во мне жил ребенок, но уже рядом с кем-то другим…»
1 ведущая
Михаил Майоров: «Как я после понял, до войны я прожил целую жизнь. До войны у меня было детство». А в начале войны Мише было 5 лет.
2 ведущая
Леня Сиваков, 6 лет
Детсадовский возраст… А мальчик был на грани смерти несколько раз подряд.
(Слайды 31, 32, 33, 34: расстрелы. Авт., интервал 7 сек).
Его родных расстреляли прямо в доме. Леня, как в воде, выкупался в крови. Потом чудом избежал смерти, когда фашисты искали тех, кто спрятался. С раненой ногой и перебитой рукой выполз из горящей хаты. Пищали свиньи, кричали и горели раненые куры... А людей не слышно было. Только один человеческий крик. Мальчик пополз на этот крик и добрался до ямы, полной мертвых людей. Семей двадцать. И только одна раненая девочка поднималась, падала и кричала. А позади горела деревня, где не осталось никого живого. Девочка вскоре скончалось, и мальчик остался среди мертвых один.
1 ведущая Леню нашли и спасли. Он пережил войну, вырос. Но чем обернулось для шестилетнего малыша подобное испытание.
«Долго я не разговаривал... Очень долго... Десять лет... Что-то немного шептал, но никто не мог разобрать моих слов... Через десять лет стал одно слово говорить хорошо, второе... Сам себя слушал...»
2 ведущая
Саша Суетин, 3 года
…Ничего не помню: кто и как нас спас в лагере, как оказались мы с братом в детдоме, как узнали, что наши родители погибли… Что-то случилось с моей памятью. Пошел в первый класс. Дети два-три раза прочтут стихотворение – и запомнили. А я десять раз прочту – и не запоминаю. Но запомнил, что двойки мне учителя почему-то не ставили. Другим ставили, а мне нет…
1 ведущая Если даже взрослые люди порой не могли полностью оправиться от потрясения, то, что говорить о детях.
Людмиле Михайловне Кашичкиной, детскому врачу, а во время войны подпольщице, было всего двадцать три года. Она выдержала изощренные пытки, в том числе, и на электрическом стуле.
«Я с тех пор очень плохо переношу электричество. Помню, что вот тебя начинает бросать... И теперь даже гладить не могу... На всю жизнь это у меня осталось. Когда я начинаю гладить, я по всему телу чувствую ток. Ничего делать не могу, что связано с электричеством... Может, нужна была какая-то психотерапия после войны? Не знаю. Но уже прожила жизнь так».
2 ведущая Ее дочь Наташа, Наталья Константиновна, призналась: «…страх потерять маму остался у меня и до сих пор. (Слайд 35: женщина обнимает девочку). Я должна утром маме позвонить, мне надо сказать ей два слова: «Как ты себя чувствуешь? Хорошо?» Ну и хорошо…Я кладу трубку и начинаю свой день. Если я не позвоню или мама куда-то ушла, у меня весь день будет внутри тревога, и тревога такая, что руки опускаются. Вечером, перед тем, как лечь спать, я ей снова звоню, несмотря на то, что мне уже за сорок. Я должна от нее сама услышать хоть одно слово».
1 ведущая
Зина Косяк, 8 лет (Слайд 36: фотография Зины из книги С.Алексиевич «У войны не женское лицо. Последние свидетели», с.239)
Война кончилась, я жду день, два, за мной никто не едет. Мама за мной не едет, а папа, я знала, в армии. Я еще не знала, что они погибли. Прождала я так две недели, больше ждать не было сил. Забралась в какой-то поезд под скамейку и поехала… Куда? Не знала. Я думала, это же детское сознание еще было, что все поезда идут в Минск. А в Минске меня ждет – мама!
И вот мне уже пятьдесят один год, у меня свои дети. А я все равно хочу маму…
2 ведущая У детей менялись характеры, появлялись какие-то свои, особые, страхи. Они боялись звуков, боялись белых халатов и военной формы, испытывали трудности в общении с людьми. Если дети терялись совсем маленькими, то потом, став взрослыми, мучились от того, что совсем ничего не помнят о своем детстве и о своей семье. А если их все же находили, некоторые долго не могли привыкнуть к вновь обретенным родственникам и к своему настоящему имени.
Люда Андреева, 5 лет (Слайд 37: самолеты).
«Очень боялась самолетов. Один звук услышу – вся дрожу. Уже война кончилась, уж мы в школу пошли… Вижу, что трамвай идет, а ничего не могу с собой сделать, у меня стучат зубы. Кажется, что самолет летит. В классе нас было трое, кто пережил оккупацию. Весной тепло, учительница откроет окна… Услышим гул самолета, глаза у нас делаются огромные, зрачки расширяются, мы дрожим. А дети, которые вернулись из эвакуации, над нами смеются».
1 ведущая
Аня Гуревич, 2 года (Слайд 38: Аня с сестрой, фото из книги, с.308)
«Я была дикарка, просто дикарка, для меня люди – это что-то страшное, разговаривать ни с кем я не умела, одна бы сидела часами.
Мама нашла меня только в сорок шестом, в восемь лет я ничего, кроме страха, не знала. Дома я не могла привыкнуть к сестре: это должно быть что-то такое родное, а я первый раз в жизни ее вижу, и она почему-то моя сестра.
В детдоме я дружила с Томочкой, мне она нравилась, потому что она часто улыбалась, но я никому не нравилась, потому что я не улыбалась. Я стала улыбаться в 15-16 лет. Не умела общаться даже с девочками, они на переменке разговаривают о чем угодно, а я ничего не могу сказать. Сижу и молчу».
2 ведущая
Дима Суфранков, 5 лет
«После войны я долго железа боялся. Лежит осколок, а у меня страх, что он еще раз взорвется. Соседская девочка, три годика, нашла «лимонку». И стала качать, как куклу… В тряпки завернула и качает… Граната маленькая, как игрушка, только тяжелая. Мать добежать не успела… В гроб положили поясок, башмачок и несколько кишочек.
После войны в нашей деревне еще два года так хоронили детей. Каждый день плакали матери…»
1 ведущая
7-летняя Валя Юркевич была очень боевой девчонкой, любила мальчишеские игры, «казаки-разбойники». Но она видела, как немцы топили в реке людей. Прошла концлагерь. (Слайд 39: концлагерь). Ее бабушку увели в газовую камеру, а сестру буквально обескровили.
«Перед этим несколько немцев ходили по бараку и переписывали детей, выбирали красивых, обязательно беленьких. У сестры были белые кудри и голубые глаза. Меня не взяли, я была черненькая. (Слайд 40: концлагерь).
Сестру уводили с утра, а возвращали вечером. С каждым днем она таяла. Мама ее расспрашивала, но она ничего не рассказывала. Или их напугали, или им что-то там давали, какие-нибудь таблетки, но она ничего не помнила. Потом мы узнали, что у них брали кровь. Через несколько месяцев сестра умерла.
…Пройти через все это, видеть все это – и остаться ребенком! Я смотрела на все глазами взрослого человека… Была я очень замкнутая, очень долго сторонилась людей. На всю жизнь полюбила одиночество. Меня тяготили люди, мне трудно было с ними. У меня было что-то свое, чем я не могла ни с кем поделиться».
2 ведущая
Ира Мазур, 5 лет
«Что у меня осталось от детдома? Категоричный характер, я не умею быть мягкой, осторожной в словах, потому что я росла без мамы. В семье жалуются, что я не очень ласковая. Можно ли вырасти ласковой без мамы?»
1 ведущая На глазах у 14-летней Веры Ждан фашисты расстреляли отца и брата. Убитых столкнули в яму, где стояла вода. Два дня тела плавали там. Похоронить родных Вере и ее маме разрешили только на третий день. «Лопаты мы свои взяли, прикапываем и плачем. А они говорят: «Кто будет плакать, того будем стрелять. Улыбайтесь…» Я нагнусь, он подходит и в лицо заглядывает: улыбаюсь я или плачу?
«Великий страх обнял мое сердце, я уже не мертвых, а этих, живых, боялась. Молодых, красивых… С того времени боюсь молодых мужчин. Всю жизнь одна живу… Замуж не вышла…»
2 ведущая
Тоня Рудакова, 5 лет
«…на кровати лежат маленькие котята. Кошки нет, котята одни. Они берут их на руки, улыбаются, играют. Поигрались, и офицер отдает их солдату, чтобы тот вынес на улицу. Котят они вынесли из хаты…
Помню, как горели у убитой мамы волосы… А у маленького возле нее – пеленки…
Года три не могла спать. День и ночь кричала. Только если за бабушкину руку держусь, закрою глаза…А так боюсь. Мне все время было страшно…»
1 ведущая
Нина Рачицкая, 7 лет
Вспоминаются какие-то отрывки, иногда – очень ярко… (Слайды 41, 42).
Помню, как я очень удивилась, что молодой фашистский офицер, который стал жить у нас, был в очках. А я себе представляла, что в очках ходят только учителя. Он жил с денщиком в одной половине дома, а мы в другой. (Слайд 43: немец жует хлеб).
Забрали у нас все, мы голодали. На кухню нас не пускали, варили они там только себе. Брат маленький, он слышит запах и пополз по полу на этот запах. А они каждый день варили гороховый суп, очень слышно, как пахнет этот суп. Через пять минут раздался крик моего брата, страшный визг. Его облили кипятком на кухне, облили за то, что он попросил есть. А он был такой голодный, что подойдет к маме: «Давай сварим моего утенка…» Утенок у него был самой любимой игрушкой, он никому его в руки не давал, а тут говорит: «Сварим утенка, и все будем сытые…»
До войны любила, когда папа рассказывал сказки. После войны сказки я уже не хотела читать».
2 ведущая (Слайды 44, 45, 46, 47: работающие дети. Автомат, интервал 3 сек.). Дети взрослели быстро. Они разносили почту, работали на заводах, строили, ухаживали за теми, кто был еще младше них, пытались накормить своих родных.
Миша Шинкарев, 13 лет
«Месяц войны… У нас уже почему-то не было страха от вида смерти. Вытащили пулеметчика на берег и похоронили. Месяц назад мы даже не знали, как хоронят».
1 ведущая
Лена Аронова, 12 лет (Слайд 48: Лена с мамой и братом, фото из книги Алексиевич, с.327)
«Кончатся уроки, бежим скорее в госпиталь… Помню, что я несколько раз падала в обморок. Открываю рану, все прилипшее, раненые кричат…Мы вносили их в операционную и выносили на носилках. Несколько раз у меня начиналась тошнота от запаха бинтов, бинты очень пахли, не лекарством, а гнилью какой-то, смертью. Многие девочки уходили, не могли этого перенести. Они шили перчатки для фронта, кто умел – вязал. А я не могла уйти из госпиталя: как я уйду, если все знают, что моя мама врач?»
2 ведущая Можете ли вы представить одиннадцатилетнего мальчика, который сам ремонтирует дом, перекрывает крышу, строит сарай? Витя Лещинский смог. В начале войны ему было 6 лет, в конце – 11. Самый старший в семье. Только бревна им с мамой поднять было не под силу.
«Делал я так: обтешу бревно на земле и жду, когда будут женщины идти на работу в поле. Утром они разом вцепятся и одно бревно поднимут. До вечера еще одно обтешу…Они идут вечером с работы, поднимут… И стеночка растет…»
1 ведущая
Рая Ильинковская, 14 лет (Слайд 49: Рая, фото из книги Алекстевич, с.318)
«Брату Вадику было шесть лет, его мы оставляли дома одного, а с мамой шли на работу в колхоз. Вечером возвращаемся домой, навстречу нам несется Вадик, и через плечо на веревочке у него болтаются три воробья, а в руках рогатка. Он уже помыл свои «охотничьи» трофеи в речке и ждет маму, сейчас начнем варить суп. Гордый такой! Едим мы с мамой суп и нахваливаем, а воробьи такие худые, что в кастрюльке ни жиринки не блестит, над кастрюлей блестят только счастливые глаза брата».
2 ведущая (Слайд 50: девочка с куклой). Дети взрослели быстро, но, став взрослыми по годам, пытались добрать то, чего было лишено их детство. Девочка, страстно мечтающая о красивых платьях, после войны становится портнихой. Другая в восемнадцать лет, с первой зарплаты, покупает себе мячик. Сидит дома и смотрит на долгожданную игрушку, с которой она уже не может пойти играть во двор. Взрослая женщина ловит себя на том, что ей хочется поднять из песка цветные стеклышки.
Это сестры – Валя и Тома Бринские (Слайд 51: сестры, фото из книги Алексиевич, с.365). Война отняла у них маленького брата, а черноволосую Тому сделало седой. Потом они мало говорили о войне. Зато все время покупали кукол, дарили их друг другу, детям, всем своим знакомым.
1 ведущая К счастью, война не смогла искалечить все в детских душах. У них были свои радости. Свои дела и обязанности, которые помогали переживать страшное время. Были взрослые, которые старались поддержать, уберечь, накормить. Попадались такие даже среди немцев. И, слава богу, на просторах нашей тогда еще «необъятной» родины, можно было найти места, где дети находились в относительной безопасности.
11- летняя Валя Кожановская была угнана в Германию и вместе с несколькими девочками продана на работу в имение «Зеленый двор».
«Был там старый-старый немец, кормил собак. Он очень плохо говорил по-русски, но очень старался нам объяснить: «Киндэр, Гитлер капут». Пойдет в курятник, наворует в шапку яиц и спрячет в свой ящик с инструментами; он еще плотничал по имению. Возьмет в руки топор и идет будто бы работать, а сам поставит ящик возле нас и смотрит по сторонам, машет руками, чтобы быстрее кушали. Яйца выпьем, а скорлупки закопаем».
2 ведущая
Лида Погоржельская, 7 лет (Слайд 52: Лида братом и сестрой, фото из книги Алексиевич, с.247).
«Мы все трое – и я, и сестра, и брат – выросли, все получили высшее образование. Мы не стали злыми людьми, мы стали больше в людей верить, больше их любить. У всех нас есть теперь свои дети. Одна наша мама не смогла бы нас такими вырастить. Нас, детей войны, жалели и растили все…»
1 ведущая
Тася Насветникова, 7 лет (Слайд 53: Тася с мамой, фото из книги Алексиевич, с.241).
«Я не помню, чтобы мы играли, смеялись, бегали, я помню только, что мы много читали. Так много, что перечитали всю детскую библиотеку, юношескую, и нам стали давать взрослые книги.
Я – счастливый человек, у меня вернулся с войны папа. Папа привез красивые детские игрушки. Игрушки были немецкие. Я не могла понять, как могут быть такие красивые игрушки немецкими».
2 ведущая
Лиля Дерюжина, 7 лет (Слайд 54: сестры Дерюжины, фото из книги Алексиевич, с.266).
Нас привезли рано утром, ворота еще были закрыты, посадили под окошко детдома и уехали. Утром встало солнышко, из дома выбежали дети, все в красненьких туфельках, трусиках, без маечек, с полотенцами в руках. Бегут к речке, смеются. А мы смотрели и не верили, что есть такая жизнь. Дети заметили нас, а мы сидим оборванные, грязные; они кричат: «Новенькие приехали».
Там был прекрасный, чудный детдом, там были такие воспитательницы, что таких, наверное, сейчас нет.
Нас очень любили. Учили, как надо обращаться друг с другом. Учили поступать так, чтобы было хорошо всем, а не одному.
В праздник директор детдома обязательно раскатывала из сырого теста огромный, как простыня, блин. И каждый себе по кусочку отрезал и делал вареники, кто какие хочет: маленький, большой, круглый, треугольник…»
1 ведущая
Аня Грубина, 12 лет
«Из Ленинграда нас вывезли на Урал, в город Карпинск. Мы сразу бросились в парк, мы не гуляли в парке, мы его ели. Особенно любили лиственницу, ее пушистые иголочки – это такая вкуснятина!
Первый год в Карпинске мы не замечали природу, все, что было природой, вызывало у нас одно желание – попробовать: съедобное ли оно? И только через год я увидела, какая красивая уральская природа. Какие там дикие ели, высокие травы, целые заросли черемухи. Какие там закаты! Я стала рисовать. Красок не было, рисовала карандашом. Рисовала открытки, мы посылали их своим родителям в Ленинград».
После войны Аня Грубина стала художником.
2 ведущая Шесть воспитанников детского сада № 20, эвакуированного из Ленинграда, собравшись через много лет после войны, вспоминали разное. Праздники, подарки, рыбалку, ночное. И то, как их, малышей, с первым весенним солнцем заворачивали в одеяла и выносили спать на воздух. Вспоминали разное, и все – одно: у них было дружное и, как не парадоксально, счастливое детство.
. Шостакович Д. Симфония №7 «Ленинградская» (на фоне музыки – стихотворение и слайды 55-65). (Слайды 55-62: автомат, интервал 3 сек).
1 ведущая
А город был в дремучий убран иней.
Уездные сугробы, тишина…
Не отыскать в снегах трамвайных линий,
одних полозьев жалоба слышна.
Скрипят, скрипят по Невскому полозья.
На детских санках, узеньких, смешных,
в кастрюльках воду голубую возят,
дрова и скарб, умерших и больных…
Так с декабря кочуют горожане
за много верст, в густой туманной мгле,
в глуши слепых, обледеневших зданий (63)
отыскивая (64) угол потеплей. (65)
2 ведущая Ленинград – особая тема.
Писатель Алексей Иванович Пантелеев, эвакуировавшийся из блокадного города в июле 1942 года, вспоминал, как ночью, в бомбоубежище, (Слайд 66: бомбоубежище) после отмены воздушной тревоги, маленькая девочка Ириночка, дремавшая на коленях у матери, встрепенулась и сказала: «Отбой!» В этот день ей исполнилось полтора года. И слово, которое она сказала, было первым словом, произнесенным ею в ее маленькой, но уже такой неудобной жизни.
Он же услышал на улице разговор двух десятилетних девочек:
– Хорошо погибнуть вместе с мамой, правда? А то мама погибнет – что я одна на свете делать буду?
1 ведущая Многих детей война лишила и семьи, и дома. (Слайд 67: малыши на улице).
Однако взрослые были рядом. Маленьких собирали в детские сады, стараясь не разлучать братьев и сестер, даже если они уже не очень подходили по возрасту. Няни и воспитатели сами дежурили на крышах, тушили пожары, сами складывали печи-времянки, сами заготавливали дрова, ломая деревянные дома. А надо было еще обстирывать, кормить, учить малышей. Очевидцы вспоминают обычную для того времени картину: наверху тревога, стреляют зенитки, а внизу, в убежище, воспитатель развлекает детей – показывает им чучело зайца и рассказывает о заячьих повадках. За спиной воспитателя – няня с пучком лучин в руках…
2 ведущая (Слайд 68: доктор осматривает детей) Ленинградские дети были как маленькие старички, замкнутые, неподвижные. Они могли сутками молчать, часами сидеть у печки. Они не хотели гулять, не хотели двигаться. Их надо было во что бы то ни стало вывести из состояния апатии.
Бывшая воспитанница блокадного детского сада вспоминала: «Под новый год воспитатели посадили нас клеить гирлянды, игрушки. На каждый стол дали плошечку клея. Только отвернулись – а плошечки до дна вылизаны…»
1 ведущая Было непросто вернуть их к бумаге и карандашу. Ребята говорили: «Не буду рисовать, лучше лягу спать пораньше, а то ночью тревога все время, я не высплюсь…»
И все же творчество помогало спасать детей. Можно было сбросить напряжение, не копить в себе боль, отвлечься, на время забыть про голод, пофантазировать. И они сочиняют стихи и сказки, в которых фашисты неизменно терпят поражение. И рисуют – танки и самолеты, разрушенные дома и выброшенные оттуда взрывом предметы, трупы на саночках и очереди за хлебом. И еще они рисуют победу.
2 ведущая (Слайд 69: рисунок «Булка» из книги «Рисуют дети блокады») На оберточной бумаге трехлетний Шурик Игнатьев нарисовал загогулины, а в середине листочка – маленький овал. Его спросили, что это такое, он ответил: «Это война, вот и все. А посередине булка. Больше не знаю». Воспитательница записала его слова на уголке рисунка и дату поставила: 23 мая 1942 г.
До конца войны оставалось еще три года, до конца блокады – почти два. Возможно, этот мальчик выжил. А если Александр Игнатьев жив и сейчас, ему около 66 лет.
1 ведущая(Слайд 70: рисунок «Госпиталь») 6-летняя Лида изобразила госпиталь. Подпись: «Когда я вырасту, буду санитаркой, буду в госпитале работать, за ранеными ухаживать, чтоб они скорее поправлялись. Бойцы будут здоровые и на фронте сражаться. А с кем же? Ведь немцев уже не будет?»
2 ведущая (Слайд 71: рисунок с танками) Радостный рисунок 7-летнего Эди называется «Наши освободили деревню». Он объяснил его так: «Они много деревень освободили, только у меня бумаги не хватит, чтобы все деревни нарисовать».
1 ведущая Воспитатели бережно записывали подслушанные детские разговоры и высказывания.
Маленький мальчик спрашивает: «Бабочки за нас или за немцев? А птицы за кого?» И сам отвечает: «За нас!»
2 ведущая Больше двадцати лет назад московские школьники на детской любительской киностудии создали короткий документальный фильм, который назвали «На войне маленьких не бывает». Эта лента потом получила первые премии на фестивалях детских любительских фильмов во Франции, в ГДР, в Австрии… Фильм идет в полной тишине, без музыки, только голос диктора, читающий подписи к рисункам, и ровный стук метронома – живой звук блокадного радио. Мы не можем показать фильм, но рисунки детей блокадного Ленинграда вы сейчас увидите.
Звук метронома. Слайды 72 -94 (автомат, интервал 3 сек) Начинается рисунком с самолетами, заканчивается рисунком с салютом.
1 ведущая Как и другие дети, маленькие блокадники выступали с концертами в госпиталях, отсылали на фронт рисунки и подарки. Но, пожалуй, только они могли делать для себя подобные открытия.
В книге «Дети военной поры» описан такой случай.
Ленинград. Апрель 1943 года. Седенький старичок читает газету, укрепленную в деревянной рамке на стене заводского корпуса. У ног старичка сидит маленькая, гладкошерстная, темно-рыжая собачонка. Для блокадного Ленинграда это удивительное, редкостное явление. Животные или покидали город, или умирали от голода и холода, или были съедены, порой даже своими собственными хозяевами.
«По тому тротуару, на котором стояли старик и песик, с писком бежало человек десять или двенадцать совсем маленьких девчушек и мальчуганов, под начальством нянечки, тоже совсем молоденькой, свежей, веселой, но – на костылях: одна нога у нее была согнута, не доставала до земли…
И вот ребята обступили маленького пса со всех сторон. Они почти все с изумлением присели вокруг собаки на корточки, смотря на нее со смешанными чувствами – опасения, недоверия, радости…
– Тетя Тонечка! Антонина Васильевна! А это кто? Это киса? Ой, почему она так язычок высунула? Как не киса? А кто же это тогда? Это собачка, вы слышали? Это собачка, собачка…
Эти малыши и малышки родились, может быть за год или за два до начала войны. Пока она не началась, они еще ничего не успели увидеть. А потом, во время блокады, уже и негде было им никого из этих зверушек углядеть. Так вот и выросли они, не умея отличить кошку от собачонки.
– Господи! – сказала нянечка. Сказала так, точно у нее были обе ноги, и не было костылей, и для себя ей и просить у судьбы было нечего. – Ничего я больше не хочу, чтобы только была Победа. И чтобы у всех этих крохотулечек, чтобы у них человеческая жизнь стала».
2 ведущая Автор книг «У войны не женское лицо» и «Последние свидетели» Светлана Алексиевич спросила одну из тех, кто делился своими воспоминаниями: «Почему вы не рассказывали в семье о войне?»
– Мы стараемся детей от всего уберечь, а это плохо. Раньше детей оберегали, теперь внуков… (Слайд 95)
«Я видел, как ночью пошел под откос немецкий эшелон,– вспоминал Юрий Карпович, которому в начале войны было 8 лет (слайды 96 -102, автомат, интервал 5 сек.), – а утром положили на рельсы всех тех, кто работал на железной дороге, и пустили паровоз…
Я видел, как у матерей штыками выбивали из рук детей и бросали в огонь…
Я видел, как плакала кошка. Она сидела на головешках сожженного дома, и только хвост у нее остался белый, а вся она была черная. Она хотела умыться и не могла, мне казалось, что шкурка на ней хрустела, как сухой лист.
Вот почему мы не всегда понимаем наших детей, а они не понимают нас. Мы – другие люди. Забуду, живу, как все. А иногда проснешься ночью, вспомнишь – и кричать хочется…»
(Слайд 103: заставка «Дети войны», стоит до конца).
1 ведущая Они – другие! И какими бы они вам не казались – странными, вредными, непонятливыми – постарайтесь относиться к ним с уважением или хотя бы быть более терпимыми. И не дай бог вам или вашим детям такого жизненного опыта.
2 ведущая И напоследок мы хотели бы рассказать вам еще одну историю. Это не вымысел. Все события происходили в действительности.
Фонограмма: шум моря, крики чаек.
Итак, холодное Балтийское море. На маленький остров из блокадного Ленинграда привезли мальчишек-подростков. Их задача – накормить голодающих ленинградцев и бойцов ленинградского фронта. Здесь, на берегу моря, в скалах, гнездится птица кайра. Мальчишки, лазая по скалам, собирают яйца птицы, бьют кайру, разделывают, пакуют… И все это небольшая баржа отвозит в Ленинград. Здесь подростки, по крайней мере, сыты, поэтому матери, умирающие от голода в осажденном городе, с радостью отправили их в «летнюю поездку к морю». Может, выживут. Но возле острова всплывает фашистская подводная лодка…
О том, что произошло дальше, вы можете узнать, посмотрев спектакль Театра для детей и молодежи – «Летняя поездка к морю». Премьера состоится 29 апреля.
1 ведущая Спасибо всем, кто пришел сегодня на эту встречу. Надеемся, то, что вы увидели и услышали, оставит след в вашей памяти и в вашей душе. С наступающим праздником Победы!
Гевиксман В. Музыка из киноэпопеи «Великая Отечественная». «Березовые сны».
Литература
Алексиевич, С. У войны не женское лицо [Текст]; Последние свидетели: повести / С.Алексиевич. – М.: Сов.писатель, 1988. – 368 с.
Великая Отечественная [Изоматериал]: фотоальбом /[авт. текста Чуйков В.И, Рябов В.С.; худож. Белозерский О.И.]. – Изд. 3-е, доп. – М.: Планета, 1985. – 389 с.: фотоил.
Голубева, Э.И. Рисуют дети блокады [Изоматериал]/ [Э.И.Голубева, А.А.Крестинский]. – Л.: «Аврора», 1969.
Данилов, П.П. И в блокадном Ленинграде дети учились[Текст]/ П.П. Данилов // Отеч. история. – 2004. – №3. – С.35-41.
Дети военной поры [Текст] / [сост. Э.Максимова]. – М.: Политиздат, 1984. – 352 с.
Лаврентьев, В.В. Великая Отечественная [Изоматериал]: [Альбом]/ [В.В.Лаврентьев, П.Д.Казаков; худож. Е.С. Васильев]. – М.: Воениздат, 1984. – 400 с.: ил.
“Ради жизни на Земле” [Изоматериал]: фотоальбом/ [авт.-сост. Фомин А.А.; вступ. ст. и коммент. Дажина Д.П.]. – М.: Планета, 1977.
Составитель: Л.В. Зайцева,
главный библиотекарь отдела организационно-методической работы
Центральной городской библиотеки
Видеоряд: Н.И. Вяткина,
начальник отдела развития и внешних коммуникаций
Музыкальное оформление: М.Э. Вронская,
главный библиотекарь отдела работы с читателями
Центральной городской библиотеки
Примечание: мероприятие сопровождается мультимедийной презентацией, с которой можно познакомиться в отделе организационно-методической работы Центральной городской библиотеки (ул. Масленникова, 62, тел.: 31-00-28).