До города-курорта, ставшего на время войны городом-госпиталем, мы доехали поездом. Еще где-то далеко за перевалами бухали пушки – там шла война. Отметины войны были и в Сочи. Во время единственной бомбежки города немецкой авиацией одна из бомб полностью разрушила деревянное здание вокзала. Другая попала в центральный городской сквер, но не разорвалась, а под углом воткнулась в землю. Наши саперы ее обезвредили, и бомба еще долго торчала из земли, став своеобразным памятником страшному военному времени.
Город встретил нас теплом. Теперь я жила в семье тети Иры и дяди Паши в большой квартире на третьем этаже недостроенного по причине войны кооперативного дома. Они, несмотря на занятость, окружили меня заботой и вниманием, но я еще долго плакала и боялась любой мелочи. Постепенно любовь родных сделали свое дело. Я стала успокаиваться, перестала дичиться. Тетя Ира работала врачом-терапевтом (ординатором) в сортировочном эвакогоспитале 2135 (бывший санаторий «Красная Москва»). Работала по сменам, а то и сутками, особенно когда раненые поступали большими партиями. Первое время я боялась оставаться ночью одна, и она брала меня с собой на работу. Я ночевала у нее в кабинете, а днем, бегая по зданию, видела, как работают врачи и медсестры. Тетин госпиталь был сортировочным – из него солдат и офицеров распределяли по профилю ранения уже по другим госпиталям. Но вначале всех привезенных приводили в импровизированную госпитальную душевую, где снимали старые повязки, и укладывали пострадавших на деревянные пляжные топчаны для загара. А чтобы раненые случайно не упали, у лежаков предварительно отпиливали все ножки. Потом одна из нянечек ходила и поливала лежавших водой из шланга, а другие женщины осторожно их мыли и вытирали. После больных заново перевязывали, одевали и вели в палату. Но как бы осторожно медперсонал не делал свое дело, в течение всего дня в госпитале слышны были стоны.
Помню одного раненого бойца. Звали его Сережа, и был он совсем мальчишка. У него были тяжелые незаживающие раны обоих бедер, ходить он не мог и мы, дети, катали его по госпитальному саду на коляске. Даже в таком учреждении, как госпиталь происходили иногда почти фантастические истории. Одним из пациентов тети Иры был раненый красноармеец, который после контузии совсем не разговаривал. Однажды в городе разразилась сильная гроза. Порывом ветра оборвало линию электропередач. И надо же было такому случиться, что обрывок провода упал как раз на этого человека. Раненый получил еще и удар электрическим током. Боец сильно закричал, а вместе с тем и… заговорил. Бежит по коридору и радостно кричит «Доктор Сердечная! Ирина Игнатьевна, я снова разговариваю!»
Была я и на работе у дяди Паши. Его госпиталь был профилирован по лицевой хирургии и располагался в бывшем особняке царского генерала Мамонтова. Помню, как меня поразило внутреннее убранство этого дома. В фойе рядом с камином, украшенным чудесными изразцами и затейливой кованой каминной решеткой, стоял мраморный бюст красивой молодой женщины – дочери генерала. В соседней комнате размещался еще один бюст – на этот раз генеральской супруги. Я спросила у дяди Паши, зачем в доме оставили памятники царским генеральшам. На что он, улыбнувшись, мне ответил: «А ты не думай, что они генеральши. Смотри на эти бюсты как на произведения искусства». (Ред. Здание не имеет отношения к генерал-лейтенанту К. К. Мамонтову. Особняк изначально был построен землевладельцем и меценатом Н. Н. Мамонтовым, позже принадлежал его племяннице, вышедшей замуж за городского голову Н. А. Костарева. Особняк известен в Сочи под именем «Вилла «Вера». В годы Великой Отечественной войны и после (с июня 1943 по февраль 1946 года) в нем был развернут эвакогоспиталь № 2142.)
