По дороге наш эшелон несколько раз бомбили, вернее, бомбили те составы, что шли впереди нас. На наш поезд не упала ни одна бомба, но по пути следования мы видели множество разбитых, сгоревших и исковерканных вагонов, которые валялись под откосами железнодорожного полотна. Раза три по пути следования в прифронтовой полосе состав останавливался прямо в поле или у лесочка, в любом месте, где застигала бомбежка, и нас – детей – воспитатели высаживали из вагонов. Легко сказать «высаживали». Нас, кричащих и пищащих от страха, просто выталкивали из вагонов. Быстрее, быстрее, пока в вагон не попала бомба. Неудивительно, что не обошлось без сломанных конечностей, – один мальчик при такой «высадке» сломал руку. Оказавшись на воздухе, мы, сжавшись комочком, сидели тут же, под насыпью рядом с эшелоном, а воспитатели кричали нам: «Никуда не ползите, сидите здесь!» И мы сидели, глядя, как в небе кружатся красивые серебряные птички – самолеты – и бросают вниз темные горошины, не понимая, что это смертоносные бомбы. Потом все стихало, нас загружали обратно в поезд, и он продолжал движение на восток. Во время одной из таких вынужденных остановок я потеряла один из своих сандалий. Кричу взрослым: «Сандалька упала!», а они мне в ответ: «Быстро в вагон!» Так и поехала дальше «Золушкой» в одном сандалии. Перед глазами один за другим мелькали вокзалы и перроны с множеством сидящих и лежащих людей. В теплушках было холодно, и если бы не матрасы на полу, мы бы замерзли окончательно. Ведь уезжали мы, кто в чем был – в летних легеньких платьицах и рубашках. Все теплые вещи остались дома. Еще было голодно. Продукты воспитатели брали на остановках по дороге, какие придется. Помню, взяли как-то куриные яйца, сварили в большом ведре и раздали нам. И надо же было такому случиться – именно мне попалось протухшее яйцо. Но есть так хотелось, что я и его съела. Потом долго болела… С тех пор я не то что есть – смотреть не могу на вареные яйца. Может по причине питания или какой другой, но в младшей группе нашего детского сада вспыхнула эпидемия, и всех малышей ссадили в одном из городов по дороге. А мы поехали дальше, и везли нас еще долго, пока уже в конце июля или начале августа мы не оказались на Кубани в станице Вознесенская Лабинского района Краснодарского края. (Ред. Станица Вознесенская расположена по берегам реки Чамлык (правый приток Лабы) в степной зоне, в 24 км юго-восточнее города Лабинска.)
Было пасмурно и достаточно прохладно, когда нас привезли в станицу и высадили у здания детского дома. Мы, растерянные и уставшие, стояли возле забора, а навстречу нам бежали плачущие женщины, кто с теплым платком, кто с простыней, кто с бутылкой молока или булкой хлеба. И пока воспитатели распределяли нас по комнатам, а мы мерзли на улице, станичницы укутывали нас от холода и кормили. Детский дом запомнился мне неустроенностью, раздраженностью воспитателей (еще бы – попробуйте накормить, одеть, обуть не один десяток голодных, раздетых малышей, да еще уследить за ними), обилием детских слез и постоянным недоеданием. Кормили нас водянистым супом или борщом, к которым давался тоненький ломтик хлеба, а мы мечтали о хлебной корочке. Она была зажаристая, вкусная и оттого казалась сытнее.
Пока нам не заказали и не сшили обувь, я долго бегала по холодной земле босиком. И, в конце концов, свалилась с фолликулярной ангиной. Таких заболевших оказалось несколько человек. Срочно нужен был врач и лучше педиатр, а в станице был только фельдшер. Между тем немцы уже подходили к Кубани, и колхозники торопились собрать и вывезти зерно, чтобы оно не досталось врагу. Руководство детского дома узнало, что в колхозе на уборке хлеба работает большая бригада из Сочи, и у них есть врач. Женщину пригласили в детский дом к больным детям. Осмотрев нас, врач стала выписывать рецепт и спросила мою фамилию, а когда услышала ее и уточнила, откуда привезли детей, то… расплакалась. Оказалась, что этот врач – Ирина Игнатьевна Сердечная – моя родная тетя, старшая сестра моей мамы. Для меня это оказался по-настоящему счастливый случай, один на миллион. Тетя Ира видела меня всего один раз, еще задолго до войны, когда мама со мной приезжала к ней в гости в Сочи. Конечно, она не сразу узнала в заболевшей пятилетней девочке того счастливого 8 месячного ребенка. Оказалось что тетя Ира с мужем, врачом-рентгенологом Павлом Васильевичем Усачевым, как и прежде, жила в Сочи. Они оба еще до войны окончили медицинский факультет 2-го Московского государственного университета и работали в сочинских санаториях. С начала войны оба работали в военных госпиталях и в любой момент могли получить предписание выехать на фронт. Поэтому они не сразу смогли забрать меня из детского дома.
