Прогулка третья

На разведку на Любинский решили идти через Крепость. Может, там какое место для тайника получше найдется. 

Старая крепость, которую в Ленкино время только начали восстанавливать, сейчас выглядела вполне прилично.

Казармы, учреждения, снующие из здания в здание военные, верховые, взлетающие в седла и спешно отбывающие в разные концы города  - все говорило о том, что это центр военно-административного управления не только города, но и огромного Степного края.

Компания побродила вокруг Воскресенской церкви, здания мощного, старинного. Стены  - пушкой не пробьешь. Самая старая каменная постройка в городе.

Ленка поглазела на каланчу колокольни, на башенки, усеянные, как бусинками, греющимися на солнце голубями. Вокруг еще хорошо видны были срытые валы, кое-где, полузасыпанные землей, лежали ржавые пушки. Рвы, когда-то наполненные водой, зарастали кустами и бурьяном. Тобольские ворота в облупившейся желтой краске уже потихоньку ветшали, никому не нужные, не выполняющие никаких функций и еще не ставшие исторической достопримечательностью. На Омскую крепость, поставленную для охраны южных границ государства, за всю ее историю  никто и никогда не нападал. А тридцать с лишним лет назад  ее и вовсе упразднили. 

Недалеко отсюда была та самая гимназия, где учились трое друзей.

И мальчишки, перебивая друг друга, рассказывали Ленке, как на переменах прибегают они сюда поиграть в «казаки-разбойники», в «цепи кованные». Тут и  драки с кадетами бывают, и между собой разборки.

Показали друзья Ленке заваленную бревнами и камнями дыру в земле.

Говорят, это подземный ход, уходящий под Омкой на другой ее берег, к самому Губернаторскому дворцу. Но пролезть не получается даже у самых отчаянных смельчаков: то ли обвалился ход, то ли специально его обрушили.

- Лен, вон видишь, избы заброшенные стоят, ну вон те - узкие и длинные.  Там раньше каторжников держали. Дальше еще ворота есть, через которые их на работу выводили, - Прошка сплюнул волосы, забивавшиеся ветром в рот.

- Ух, ты! – про каторгу в Омске Ленка проходила на краеведении, ну и, само собой, точно знала одного каторжника по фамилии, - и Достоевский здесь был? 

- Это писатель-то? Ну, здесь, а где же! А что, вы его тоже знаете?

- А то! Один из самых известных русских писателей в мире.

- Ну, мы, если честно, мало что у него читали, но про каторгу в какой-то книжке он все точно написал.

- Да вы-то откуда знаете точно или нет, когда вы родились, уже никакой каторги, поди, не было!

- Ха! Да ты вон у Тихона спроси, у них дворник Макарыч – бывший каторжанин. Он Тихону иногда рассказывает про те времена. А Тихон  - нам.

Ленка вопросительно посмотрела на Тихона, тот важно кивнул.

- Обалдеть! Вот бы послушать!

- Да страшно это слушать, Лена. Не дай Бог никому такое пережить. Мы книгу-то того Достоевского Макарычу читали – он плакал.

Выйдя за ограду крепости, друзья двинулись в сторону Любиной рощи.

Это был единственный в городе рукотворный парк, с беседками, аллеями и скамейками.

Весь остальной город зелеными насаждениями похвастать не мог. Так, кое-где чахлые березки, яблони на огородах, да ивняк вдоль Иртыша. Пожалуй, что Загородная роща была еще таким же любимым горожанами местом отдыха. Но до нее еще добраться нужно.

Мальчишки поведали, что Любина роща называется так по имени молодой жены одного из прежних губернаторов Густава Гасфорда. Она рано умерла от чахотки, но, пока была жива, любила бродить по этим аллеям. Сама губернаторша была женщина добрая, отзывчивая. Многие обращались к ней за помощью прямо на прогулке, она старалась помочь.

А Ленка им на это сказала, что скульптура Любы, сидящей на скамейке, теперь одна из достопримечательностей города.

Здесь, в роще, заметила Ленка, не было надоевшего ветра, постоянно хлопавшего подлом по ногам и коловшего икры маленькими острыми песчинками. Среди деревьев было спокойно, тенисто, свежо.  По тропинкам гуляли няньки с детьми, степенные матроны. Маленькие киргизские лошадки катали всех желающих на разноцветных тележках. 

Посреди рощи высился довольно большой круглый деревянный балаган.

На стенах висели коряво намалеванные афиши. Это была так называемая «Сичкаревка», наскоро построенный купцом Сичкаревым театр-цирк, где обычно выступали заезжие артисты и музыканты, а сегодня (невероятное и редкое  счастье!) показывали «фильму».

Мальчишки не устояли перед соблазном, и под предлогом, что ближе к вечеру на Любинском народу будет меньше, а для «дела» чем меньше глаз – тем лучше, уговорили Ленку пойти на сеанс.

Фильм назывался «Опоздал Мордашкин бедный». Афиша обещала «беспрерывный хохот».

Здание «театра» было хоть и новое и большое, но какое-то временное, убогое.

В пристроенных к нему распивочных было грязно и пахло кислятиной, вдоль стен коридоров стояли дрянные картонные декорации, везде витала мутная дымка от керосиновых ламп… Не «Атриум», короче.

Прошли на свои места. Люди рассаживались шумно, тут же доставали семечки или сухари, шелестели фантиками и кульками с «дунькиной радостью».

По экрану прошла рябь, зрители засвистели, зашикали, и фильм начался.

Впереди, чуть сбоку уселся гармонист и начал наяривать что-то веселое, часто фальшивя и повторяясь.
Первые десять минут Ленка смотрела на экран. Такой ерунды она в жизни не видела. Сюжет был примитивный. Главный герой попадал в какие-то нелепые ситуации и терпел от всех тычки  и затрещины. Но в зале стоял такой хохот! Глядя на Прошку, покатывающегося со смеху, на Думку, сгибающегося пополам  и тычущего пальцем в экран, Ленка смеялась уже над ними.

После фильма пацаны еще долго обсуждали перипетии бедного Мордашкина. Ленка, поначалу хотевшая рассказать им о том, что кино будет не только цветное и со звуком, но и объемное, и со спецэффектами, решила настроения им не портить. Им этого не увидеть, зачем дразнить?..