Круглов, Ю.

Русская зима

Русские праздники

От редакции. Публикацией «Русские праздники» мы начинаем годичный цикл материалов «Календарь народной жизни». Автор цикла — академик, писатель, фольклорист, лауреат Междунаролной премии им. М.А. Шолохова Юрий Георгиевич Круглов. Имя его хорошо известно тем, кто знаком с «Библиотекой русского фольклора», которую в течение многих лет выпускало издательство «Советская Россия», а теперь прололжает правопреемник издательство «Русская книга». Составление, подготовку текстов и комментарии многих книг этой серии ведет Ю.Г. Круглов.

--------------------------------------------------------------------------------

--------------------------------------------------------------------------------

Труд праведный готовит отдых

Наша повседневная жизнь нередко бывает прозаична и скучна. Мы устаем от физических и душевных нагрузок, устаем от хандры и болезней. И нередко размышляем: разве такой должна быть жизнь? Ведь она — праздник, ею надо наслаждаться: пить, есть, веселиться. Но тот, кто думает, что жизнь на грешной земле должна быть вечным праздником, человек несчастный. Праздника не может быть без труда — до седьмого пота, до раздражения, до ненависти, но и до радости, до приятного волнения, когда видишь его плоды. Труд готовит праздник, и нормальная жизнь нормального человека состоит из чередования трудов праведных и отдыха. Есть заложенный в нашем пребывании в этом мире ритм: труд — праздник, праздник — труд, труд — праздник... Ритм, определенный самой природой (день — ночь, сутки — неделя, неделя — месяц, весна — лето, осень — зима, год — жизнь) и самим человеком, создавшим обрядовый ритм, помогающий жить радостно и плодотворно. Кто не замечает этого (и трудоголик, и повеса), плохо заканчивает.

Обряды и обычаи играли и должны играть в обществе важную роль. Они передают из поколения в поколение, осуществляя связь времен, опыт духовной и трудовой жизни людей, способствуют созданию коллективных, общественных отношений, придавая им национальный колорит; наконец, они предоставляют человеку возможность участвовать в создании и исполнении произведений искусства — песен, причитаний, приговоров.

Особенно важна роль обрядов как средства, объединяющего между собой людей самых разных поколений. Здесь мы найдем отголоски очень древней старины и средневековья (феодальной Руси) и явления более позднего времени, возникшие уже в эпоху капиталистического развития России. При всем при том это не склад «исторической» продукции, а совершенно живое явление, благодаря которому упорядочивался хаос, регламентировалась жизнь человека, что, несомненно, помогало выдерживать громадные физические и нравственные нагрузки. Человек рождался, и его рождение отмечалось обрядами, женился, уходил на службу, на войну — справлялись другие обряды, умирал — погребали, обязательно совершая обряды. И каждый год жизни имел свой порядок: чередовались будни и праздники, человек отдыхал, трудился по четко работавшим календарным часам.

В современной науке все обряды принято делить на два цикла: на календарные, связанные с хозяйственной деятельностью (с земледелием, животноводством, рыбной ловлей, охотой и пр.), и на семейно-бытовые, обусловленные различными этапами жизни человека (рождение, вступление в брак, проводы в армию, смерть).

Праздники, как видим, связаны не только с ритмом жизни, но и с традицией, обычаями, обрядами. Можно сказать, что ритма нет без повтора, а повтор — это уже традиция, обычай, средством выражения которых является обряд, обрядовые действия. С другой стороны, праздник — это далеко не безделье. Безделье не противопоставляется делу! Праздник — радость, но и деятельность, направленная и на физическую, душевную разрядку, и на реализацию социальных требований.

К сожалению, XX век для России, для нас, русских, прошел безоглядно тяжко. Социальные эксперименты, как мы убедились на собственной жизни, закончились плохо. И не только в общественном, геополитическом плане, но и в личном. И как часто в последнее время убеждаемся мы в том, что не все новое лучше старого. К сожалению, нередко в этом сознаемся тогда, когда старое не вернуть.

В 20—30-е годы уже ушедшего столь противоречивого XX века сокрушительному уничтожению подверглись традиционные обряды. Они были приравнены к церковным, религиозным, а раз так — значит, как считалось, не нужны были обществу, с ними надо было вести борьбу. И вели, и, конечно же, победили... То, что складывалось веками, сбросили с «парохода современности», как иные «неистовые ревнители» призывали сбросить с этого же парохода и Пушкина, и Толстого, и Достоевского. Но их, к нашей радости, не удалось сбросить, а вот обряды — сбросили, «искоренили», как сбрасывали кресты с церквей, как жгли тысячами сложенные в поленницы иконы, старинные рукописные и старопечатные книги. В 60-е годы, когда я собирал фольклор на Севере, слушал не раз горькие рассказы тех, кто видел эти костры.

Вот так грустно приходится начинать рассказ, пожалуй, об одном из самых ярких явлений в духовной культуре русского народа (как, впрочем, и любого другого народа) — о народных праздниках, об обрядах и обрядовой поэзии.

--------------------------------------------------------------------------------

--------------------------------------------------------------------------------

Веселья час

Шел 1698 год. Россия. Москва. Кремль. Первое сентября. Успенский собор.

Царь Петр Великий, одетый в немецкое платье, в сопровождении еще маленького, не знающего ничего о своей горькой участи сына Алексея, поздравляет народ с Новым годом...

Стоп! Не оговорка ли? Нет... На площади перед собором — гвардия в синих мундирах с красными обшлагами. Высокие ботфорты. Множество бояр, гражданские, военные чиновники, матросы. Матросов Петр любит, подходит к ним, называет их братьями, одаривает яблоками.

Пир с царской пышностью. Заздравные кубки, салюты из 25 орудий...

Да, именно так праздновался Новый год, так начиналось 1 сентября 1699 года. Но продлился год всего четыре месяца.

15 декабря 1699 года барабанный бой позвал народ на Красную площадь. С высокого помоста царский дьяк читал указ царя: великий государь Петр Алексеевич повелел «впредь лета счисляти в приказах и во всех делах и крепостях писать с 1 генваря от Рождества Христова». Приказано было после благодарения Богу и молебного пения в церкви «по большим проезжим улицам и знатным людям, и у домов нарочитых (т.е. именитых) духовного и мирского чина перед воротами учинить некоторое украшение из древ и ветвей сосновых, еловых и можжевеловых. А людям скудным (т.е. бедным) хотя по древу или ветви над воротами или над хороминами своими поставить. И чтоб то поспело будущего января к 1-му числу 1700 сего года. Да генваря ж в 1-й день, в знак веселия, друг друга поздравляти с Новым годом и столетним веком, и учинить сие, когда на Большой Красной площади огненные потехи начнутся, и стрельба будет; и по знатным домам боярским и окольничьим, и думным и знатным людям, палатного, воинского и купеческого чина знаменитым людям коемуждо на своем дворе из небольших пушечек, у кого есть, или из мелкого ружья учинить трижды стрельбу и выпустить несколько ракет, сколько у кого случится; а по улицам большим, где пристойно, генваря с 1-го числа по 7-е число по ночам огни зажигать из дров, или из хвороста, или из соломы; а где мелкие дворы, собравшись по пяти или шести дворов, тако же огонь класть или, кто похочет, на столбиках по одной, или по две, или по три смоляные и худые бочки, наполняя соломою или хворостом, зажигать, а перед бургомистрскою ратушею стрельбе и таким украшениям по их усмотрению быть же».

Так оно и повелось с тех пор на Руси. Но «с тех пор» — это всего два века назад, а не всегда, как думают многие. Зачем же царь перенес Новый год с 1 сентября на 1 января? Как и многое в нашей жизни, он изменил и летоисчисление «лучшего ради согласия с народами европейскими в контрактах и трактатах». «Не только во многих европейских христианских странах, — считал царь, — но и в народах славянских, которые с восточною нашею церковью во всем согласны, как валахи, молдавы, сербы, далматы и самые его великого государя подданые черкасы (т.е. украинцы) и все греки, от которых наша вера православная принята, согласно лета свои исчисляют от Рождества Христова в восьмой день спустя, т.е. генваря 1 числа, а не от создания мира».

Но и 1 сентября как новолетие не было изначально на Руси Новым годом. У древних славян год начинался с весны, с пробуждения природы. По народным преданиям, сотворение мира и первого человека относится к марту. «Март месяц — начало всем месяцем, иже и первый наречется в месяцех, ему же свидетельствует Моисей законодавец, глаголя: месяц же вам первый в месяцех да будет март, — рассказывается в житии св. Стефана Пермского. — Марта бо месяца начало бытиа — вся тварь Богом сотворена ( бысть от небытья в бытье, марта же месяца в 21 день и первозданный человек, родоначальник Адам, рукою Божиею создан бысть». Принятие христианства на Руси не скоро изменило старинный обычай начинать Новый год мартом. Церковь, руководствуясь византийским календарем и святцами, приняла как начало года сентябрь, народ же и князья оставались при своем мартовском годе и продолжали обозначать месяцы древнеславянскими названиями. Летописцы держались мартовского года; к сентябрьскому новому году они перешли уже в позднейшее время. Так, в Троицкой летописи сентябрьский новый год начинается с 1407 года, а в новгородских — не прежде покорения Новгорода Иваном III. В делах житейских и гражданских начало нового года, вероятно, продолжалось до конца XV века. В 1492 году созванный в Москве собор, установив церковную пасхалию на восьмое тысячелетие, перенес начало гражданского года с 1 марта на 1 сентября; январский же год, как мы знаем теперь, введен был Петром Великим.

Так считал замечательный ученый XIX века А.Н. Афанасьев. Так оно и было. Великий князь Иоанн III Васильевич утвердил решение собора; в этот день велено было платить дань, пошлины, оброки; сам царь появлялся на народе и принимал жалобы, прошения от всех, кто нуждался в этом. А образцом для подражания празднования сентябрьского Нового года послужила Византия, откуда славяне приняли христианство и где регламент Нового года был определен императором Константином Великим.

Как видим, русский календарь тесно связан с календарем дохристианским (летоисчисление велось со дня мифического начала бытия человечества, создания Богом Адама), а также христианским-греческим, византийским (летоисчисление начиналось от Рождества Иисуса Христа — Сына Бога).

--------------------------------------------------------------------------------

--------------------------------------------------------------------------------

Новогодние приметы

Новый год в народе никогда не праздновался в один день. Начало нового года отмечали две недели; они назывались святками — с 25 декабря по 6 января (с Рождества Иисуса Христа до Его Крещения).

Встреча нового года — сложный аграрно-бытовой и ритуально-игровой комплекс обрядов и обычаев.

Прежде всего, конечно же, интересны наблюдения народа над природой, над зимой. Пришла зима — не отвертишься! Зиме и лету перемены нету. Все зимой сгожается, что летом урожается. Что летом ногой пихнешь, то зимой рукой возьмешь. У зимы брюхо велико. У зимы поповское брюхо. Зима — хранительница полей. Не светит зимой солнце против летнего. Зимой солнце сквозь слезы умывается. Зимнее солнце, что вдовье сердце. Солнце летом греет, зимой морозит. Зима без мороза не бывает. Осенний мороз не выдавит слез, а зимние морозы — из глаз слезы. Зима — не лето, в шубу одета. В зимний холод всякий молод. Зима лодыря морозит. С милым мужем и зимой не стужа...

Но, конечно же, прежде всего, встречая новый год, примечали состояние погоды, чтобы предсказать погоду на будущее, а значит, и урожай. Существовало огромное количество примет, отразивших как верные, так и ложные представления о причинно-следственных взаимосвязях состояния природы и ее влияния на урожай. Приметы известны издревле и знакомы всем народам мира. В Евангелии от Луки Христос напоминает народу, что облако, поднимающееся с запада, предвещает дождь, а в Евангелии от Матфея говорится о том, что багровый закат означает хорошую погоду на завтра.

По зиме определяли, каким будет лето. Если зима снежная, лето будет дождливое; зимой сухо и холодно, летом сухо и жарко; зима теплая — лето холодное; зима морозная — лето жаркое; если зимою вьюги — летом ненастье; зимою иней — летом обильные росы; снежная зима предвещает обильные травы.

В рождественский сочельник (накануне Рождества) смотрели: если ясный день — к хорошему урожаю; снег на земле — тоже к урожаю; большой иней, сугробы, глубоко промерзшая земля — к хлебородию. Не давали покоя звезды; считалось, что если под Рождество много звезд — к урожаю черники, а если звезд мало, то и ягод будет мало; если звезды блестят, то к грибам. Млечный Путь не мог не привлечь внимания: если он тусклый — к ненастью, а если светел, то к ведру, к ясной погоде. Примечали, когда сеять: если перед сочельником случится иней, то хлеб надо сеять только до Петрова дня (29 июня), а если иней после сочельника, то после этого дня. За сколько дней до Рождества выпадет иней, за столько дней до Иванова дня (8 мая) погода благоприятна для весеннего сева (так считали в Воронежской губ.).

Примечали погоду в день Рождества. Если выпадет снег — к урожайному году; если снега уже глубокие — хлеб и травы будут обильными; сугробы высокие предвещали богатый урожай. В Рождество день теплый — хлеб будет густой, метель — пчелы хорошо роиться будут. Если в Рождество новолуние — плохо: год неурожайный; иней — урожай на хлеб; небо звездное — урожай на порох. Считалось, что если на Рождество первой войдет в дом женщина (из чужих), то женщины в семье будут болеть весь год.

Наблюдали, примечали и в другие святочные дни. На Новый год (Васильев день) считалось, что если туман, пасмурно — к урожаю; звездное небо в Васильев вечер — будет хороший урожай гороха; ночь звездная — лето ягодное; вьюга в Васильев вечер — большой урожай орехов.

В Крещение (Водокрещи) говорили: «Коли силен мороз на Водокрещи, на хлеба не ропщи», «Снегу под Крещенье надует — хлеба прибудет», «На Богоявленье снег хлопьями — к урожаю, ясный день — к неурожаю». Считалось, что если на Крещенье подымаются сильные вихри, то это к хорошему роению пчел (Воронежская губ.). А в Пермской губ. примечали: коли в Крещение собаки много лают, то будет много зверя и дичи. В Тамбовской губ. в этот день смотрели на небо. Если оно все пасмурное, то всякому хлебу будет урожай, если же только на одной восточной стороне, то уродится рожь, на западной — овес, на южной — просо, на северной — греча.

Существовало огромное количество запретов. Нарушение запрета грозило бедой, несчастьем. Например, в Новгородской губ. в разговенье, в первый день Рождества, запрещалось за завтраком пить воду, иначе будешь пить часто на сенокосе. В Воронежской обл. то же: во время обеда запрещалось пить — кто не пьет, тому не захочется воды, когда ее негде взять, в дороге ли, в поле во время работы. Запрещалось в Рождество плести лапти, а то родится кривой ребенок; запрещалось шить — уродится слепой. Хозяин в день Рождества не должен выходить со двора — овцы заблудятся. Нельзя было гнуть на Рождество обручи, полозья, а то приплода скота не будет.

Противоположны запретам действия-заклинания. На Рождество, если хочешь богатого урожая, надень новую или чистую рубаху. Было обыкновение в некоторых районах просить священника, пришедшего в дом славить Христа, присесть, но обязательно на кусок холста; или при его выходе хозяйка незаметно касалась его рясы. Это делалось для того, чтобы роились пчелы, было много наседок.

В заклинательных целях активно использовалось слово. Слово — магия! 1 января, в день Василия Великого, говорили:

Уроди, Боже,

Всякого жита по закрому

На весь крещеный мир!

Примечательно, что просили милости у Бога не для себя лично, а для всего крещеного мира...

Обращались не только к Богу. Зима — это холод, морозы. Народ олицетворял, обожествлял природу — и, например, в рождественский сочельник приглашал: «Мороз! Мороз! Иди в хату есть кутью (или кисель). Зимой ходи, а летом под колодиной лежи!» Происходило это во время ужина: хозяин открывал окно или выходил в сени и кликал. Конечно же, боялись весенних, в начале лета заморозков, чтобы не побили хлеба, капусту, огурцы. Пугали (например, в Смоленской губ.):

Мороз, Мороз Васильевич!

Ходи кутью есть!

Цепом голову проломлю,

Метлой очи высеку!

Мороз, Мороз Васильевич!

Ходи кутью есть!

А летом не бывай:

Цепом голову проломлю,

Метлой очи высеку!

--------------------------------------------------------------------------------

--------------------------------------------------------------------------------

Гадает ветреная младость

Настали святки.

То-то радость!

Гадает ветреная младость,

Которой ничего не жаль,

Перед которой жизни даль

Лежит светла, необозрима;

Гадает старость сквозь очки

У гробовой своей доски,

Все потеряв невозвратимо;

И все равно: надежда им

Лжет детским лепетом своим.

Да, это, конечно же, Пушкин, из «Евгения Онегина». И как всегда — точно, мудро, на века...

В начале нового года люди стремились узнать, предсказать будущее, поэтому в новогодней обрядности большое место занимали гадания. Гадали в течение всех святок, но особенно под Новый год (новогодний сочельник) и под Крещение (крещенский сочельник). Именно в это время «нечистая сила» обнаруживала себя, с ней легче было общаться. Молодежь, как правило, хотела узнать о женитьбе-замужестве, люди постарше — о том, каков будет урожай.

Ученые давно уже обратили внимание на то, что гадали во всем мире больше всего зимой, а у нас — преимущественно на святки. Существуют в науке такие понятия, как «инициальная магия», «магия первого дня». То есть именно в начале года, в магическое время (на святки, считалось, нечистая сила выходит на Божий свет) можно узнать о том, что случится в предстоящем году.

Существует огромное количество типов гаданий. Предсказывают по звездам (астрология), по руке (хиромантия), по полету птиц (орнитомантия); гадают на картах, вынимают жребий, предсказывают по застывшим жидкостям (воск, олово, свинец), брошенным наудачу предметам, отражению в зеркале, домашним птицам, животным, по имени встречного прохожего, наконец — по сновидениям (онейромантия).

Гадания — это особый, колдовской мир, мир язычества. Вот почему церковь всегда осуждала их. Чтобы гадания стали «достоверными», нужно было соблюдать правила. Запрещалось, например, во время гаданий смеяться. Девушки, как правило, гадали отдельно от парней. Например, парни, вместо «башмачков», перебрасывали дуги через ворота, чтобы узнать, в какой стороне живет их суженая-ряженая. Важно было время гадания: общались с нечистой силой ночью, поближе к полуночи или сразу после нее. Выбирали и места гаданий. Наиболее «страшные» были связаны с местом обитания нечистой силы: в овине (жил свинник), в бане (жил банник), на перекрестке (росстани), где в далекие времена, считалось, хоронили умерших. Для общения с нечистью снимали с себя кресты или, наоборот, боясь ее, очерчивали круг, творя заклинания...

Гадания по сложности самые разнообразные. Одни рассчитаны на то, что ими могут воспользоваться все, другими — только профессионалы, в основном — женщины, владеющие их тайным, пророческим языком.

Большинство массовых гаданий построено по принципу «да-нет», «чет-нечет». В основе лежит цифра два, то есть магия парных предметов. Вспомним некоторые наши повседневные запреты: дарить одну конфету нельзя, ибо тот, кому дарят, будет одиноким. Считается, что если девушка, молодая женщина находит парные плоды овощей, ягод и т.п., то родит двойню. Наконец, мы дарим три цветка, нечетное их число, а два, парное число, — умершим... Последнее свидетельствует о том, что, гадая по принципу «да-нет», «чет-нечет», человек вступал в контакт с потусторонним миром, нечистой силой.

Раскладывали по столу орехи, загадывая о чем-нибудь, и произносили: «Чет-нечет». Если получалось парное число, исполнится желаемое, если нет — неудача. Гадали по балясинам лестницы, будет ли жених вдовец или нет. Считали: «Молодой — вдовец»; последняя балясина говорила гадавшей, кто же будет ее мужем. Считали также колья в плетне, брали из поленницы охапку дров, подходили к забору с закрытыми глазами и обхватывали руками его часть, затем считали: чет-нечет...

Значительная часть гаданий создана по принципу: «если так, то»... Предметы гадания — практически весь окружающий хозяйственный мир, полный иносказательного значения. Шли в хлев. Ловили в темноте молодняк. Если девушка поймает бычка, то выйдет замуж, если телочку, то нет; у парней нагоборот. Оставляли на ночь кошке хлеб. Если съест — то девушка выйдет замуж, если нет, то еще посидит в девках. Бегали в овчарню и впотьмах выщипывали шерсть из овец: если шерсть оказывалась черной, то жених будет чернобровый, если белой, то белокурый. Также впотьмах шли в хлев. Если наткнешься на вола или на барана, то выйдешь замуж; но если на вола, муж будет наставлять рога, а если на барана, то жена.

Широко было распространено подслушивание. Все мы помним, как пушкинский царь Салтан подслушивал «позадь забора». Можно было бы заподозрить царя в нехорошем поведении — подслушивании своих подданных. Однако, хотя, из контекста и не ясно, когда именно таким образом забавлялся царь, но из слов его, обращенных к девице («И роди богатыря мне к исходу сентября»), ясно, что он, по обычаю, это делал как раз под Новый год.

Слушали под своим окном — в доме. Девушка произносила: «Суженый, ряженый! Поезжай мимо окна!» — и прислушивалась: если кто-то едет быстро, с шумом, свистом, то жених будет в дом скоро, богатый и веселый, а если проедет с криком, то будет беспокойный или пьяница, медленно — сулит бедную жизнь, а тихо — быть счастливой.

Подслушивали под чужим окном, на перекрестке. О чем говорилось в доме, то и сбудется. На перекрестке прислушивались, с какой стороны лает собака — оттуда приедет жених, или к тому, как едет обоз. Если слышится «Но, но!», то год будет урожайным, если скачут, то урожая не будет.

Мы видим, как иносказательно воспринимается в гаданиях окружавший материальный мир. Но гадающие создавали и искусственно ситуации, в которых участвовали животные и птицы, которым придавалось особенное, магическое значение, использовались предметы, имевшие для человека символический смысл.

Таковы гадания с курицей. Заранее по полу в трех разных чашках оставляли зерно, воду и кольца. Приносили со двора кур. Если курица начнет клевать зерно, у девушки будет бедный муж, воду — пьяница, а кольца — если золотое, то богатый, если серебряное — то живущий в достатке, а медное — то бедный. Или высыпали горку зерна. Курица клевала; оставшееся зерно считали: «Чет-нечет». И не дай Бог — запоет курица петухом! — кто-то из родных в новом году умрет...

Жизнь как бы раздваивалась перед гадающим человеком. Один и тот же предмет, вещь, животное, птица имели реальное значение, но в определенное время, в конкретной обрядовой ситуации становились волшебными, символическими.

И какая девушка в будни, праздники не засматривалась на себя в зеркало! Но в ситуации гадания зеркало становилось средством общения с потусторонним миром, с нечистой силой. Под Новый год совершалось, пожалуй, самое страшное гадание! К полночи девушка приходила в баню, устанавливала зеркало (или два), зажигала по бокам две свечи, приносила два столовых прибора и начинала пристально всматриваться в зеркало, которое постепенно от тепла затуманивалось причудливым узором, освещаемым к тому же зыбкими отсветами свечей. «Покажись мне в зеркало, суженый, ряженый! Покажись!» — заклинала она и, веря в возможность встречи с женихом, еще внимательней всматривалась в зеркало. По поверьям, если в зеркале появлялся суженый, сразу же надо шептать: «Чур меня!» Но из-за нервного перенапряжения иные не успевали этого сделать и... падали в обморок. Были и смертельные случаи. Но почему — зеркало? Да потому, рассказывают легенды, что зеркало людям подарил дьявол. Раскольникам в зеркало глядеться запрещалось...

Разумеется, на фоне такого гадания литье воска или олова, бросание башмачков за ворота, спрашивание имени у первого проходившего мимо незнакомого человека выглядело безобидной шуткой. Федул — так и имя будущего мужа будет Федул, Матрена - так и невеста зваться будет...

Иносказательный, символический смысл придавали сновидениям. Особенно вещими, пророческими были святочные сны. Девушки перед сном прятали под подушками хлеб, складывали из спичек подобие колодезного сруба, призывали: «Суженый, ряженый, приходи ко мне из колодца воды напиться!» Утром чуть свет пытали матерей, бабушек, тех, кто пользовался славой разгадчицы снов, к чему бы приснившийся сон... Знаток русского быта А.В. Терещенко в середине XIX века нарисовал такой эпизод. Девушка увидела во сне у батюшки в доме месяц. Золотые рога глядят в зелен сад, а в нем цветы, яблоки наливные, птички малиновочки. По саду гуляет жар-птица. «Я в сад иду, она навстречу мне; я от нее бегу, она за мной летит; я к батюшке во терем, она за мной. Вхожу в покои, а жар-птица взлетела на месяц, села на золотом роге и манит меня к себе. Не помню, как я поднялась к месяцу, как села рядом с жар-птицей»... Бабушка так объяснила сон. Светел месяц — то батюшка родимый, золотые рога у месяца, то дети ее отца, зеленый сад — чужой двор; в зеленом саду цветы, то молодые молодушки, почтенные невестушки; яблочки наливные, то молодые деверюшки, птички малиновки, то красные девушки; жар-птица, то жених; жар-птица на золотом роге, а девушка на другом - быть свадьбе.

Кто знает язык народной символики, то без труда разгадал бы этот сон взволнованной заневестившейся девушки.

Гадания можно подразделить на те, что выполняются молча, и на те, в которых используется животворящее слово. Иногда это всего два слова («Чур меня!») или несколько, иногда слова выливаются в два-три стиха. Например, выходили девицы на перекресток и, насыпав снега в полы верхней одежды, приговаривали:

Полю, полю беленьки снежок,

Где собачка вякнет, там мой женишок!

Как замечательно передал атмосферу гаданий старший друг Пушкина Жуковский в своей знаменитой балладе «Светлана», положив в основу ворожбу с зеркалом! А в начале ее стихи:

Раз в крещенский вечерок

Девушки гадали:

За ворота башмачок,

Сняв с ноги, бросали;

Снег пололи; под окном

Слушали; кормили

Счетным курицу зерном;

Яркий воск топили...

И были гадания, в которых слово становилось главным. У Жуковского:

В чашу с чистою водой

Клали перстень золотой,

Серьги изумрудны;

Расстилали белый плат

И над чашей пели в лад

Песенки подблюдны.

Подблюдные песни составляют основу так называемых подблюдных гаданий, широко известных в народе вплоть до середины XX столетия. Это был целый ритуал. В блюдо (чашу) наливалась вода, в нее опускались украшения (кольца, серьги), блюдо накрывалось платком (все, как запечатлено у Жуковского). Во многих местах пели сначала хвалебные, величальные песни хозяевам избы, в которой устраивались подблюдные гадания. Хозяина сравнивали с солнцем, а хозяйку с луной-месяцем, их детей — с частыми звездочками. Хозяин — это государь-царь, а хозяйка — государыня-матушка. Они бессчетно богаты. Величали и хлеб — основу жизни. Особыми ритуальными песенками собирали украшения. И только после этого начинали петь собственно подблюдные песни-гадания.

Крестьянин мечтал о том, чтобы быть здоровым, иметь вдоволь «хлеба и соли», денег, быть счастливым в браке, мечтал создать крепкое хозяйство, не расставаться с родимой стороной. Веря в магическую силу слова, он создал оригинальный тип песен-заклинаний для того, чтобы это произошло на самом деле. Однако речь идет все-таки о гадании, а оно предполагало не только хорошее, но и плохое. Поэтому в подблюдных песнях-гаданиях нашло отражение и трагическое в жизни крестьянина. Песни сулили разлуку с родной стороной (а для девушки это был нежеланный брак, для молодца — рекрутчина, армия), предвещали девичество, вдовство и даже смерть.

Песни в первой своей части в подавляющем большинстве иносказательны. Иносказательность же можно объяснить условиями ритуала: люди стремились разгадать судьбу, должны были угадать второй, главный, смысл песен. Подблюдная песня-гадание стояла между неизвестным будущим и человеком, потому человек пытался разгадать предлагавшуюся ему загадку.

За горой мужики богатые

Гребут деньги лопатою!

Песня обещала богатство, девушка-невеста попадет в богатую семью. И все это закрепляется, заклинается второй частью песенки:

А кому эта загадка достанется,

Не минуется, скоро сбудется!

С каким же нетерпением ждали окружавшие блюдо девушки — чье же украшение вытащит главная гадательница! Ведь затем могла пропеться и такая песенка:

Стоит корыто,

Другим накрыто...

А песня сулила смерть.

Картины жизни, изображенные в песнях, отражают крестьянский быт, приметы сельской жизни. В одной песне может быть запечатлена какая-нибудь одна деталь этого мира, но в целом они дают весьма реалистическую, яркую картинку всей крестьянской жизни. Перед нами — крестьянская изба с ее полками, полатями, горшками, корытами, с хозяйственными помещениями (погребом, сеновалом и пр.). Изображаются приметы избы: застрехи, завалинки; двор — с курами, с домашними животными. Рисуется в деталях и то, что расположено вне двора: дороги, по которым уезжают близкие люди из родного дома; реки, по которым плавают лодки; леса, в которых живут дикие звери. Но этот реальный мир полон фантастики. В нем неодушевленные предметы могут оживать («Скачет груздочек по ельничку, ищет груз дочек беляночку»), животные, птицы разговаривают («Села ворона на матицу, каркала ворона во всю голову: «В том дому не быть добру!»); появляются фантастические персонажи («Идет Смерть по улице, несет блин на блюдце»).

В этом реальном, сказочно-фантастическом мире звучит голос человека, желающего счастья, рассказывающего о нем или о своем горе.

Русская зима

Святки

Святки — праздник для молодежи. Прав был известный в прошлом этнограф, писатель СВ. Максимов, считавший, что «центром празднеств служит молодежь: ее игры, песни, сборища и гаданья дают тон общему веселью и скрашивают унылую деревенскую зиму. В особенности большой интерес представляют святки для девушек: в их однообразную трудовую жизнь врывается целая волна новых впечатлений, и суровые деревенские будни сменяются широким привольем и целым рядом забав и развлечений. На святки самая строгая мать не заставит дочку прясть и не будет держать за иглой в долгие зимние вечера, когда на улице льется широкой волной веселая песня парней, когда в «жировой» избе, на посиделках, заливается гармонь, а толпы девушек, робко прижимаясь друг к другу, бегают «слушать» под окнами и гадать в поле».

В святки устраивались игрища (от слова «играть»): и девушки, и парни собирались в заранее коллективно окупленной избе («жировой») на посиделки. Пели, плясали, устраивали игры. Пели то, что исполняли и в другие праздники; пляски тоже повторялись. Оригинальными, пожалуй, были игры. Играли «в блины», «в быка», «в гуся», «в лошадь» и т.д. Поэтому характерной приметой новогодней обрядности было ряженье: молодые одевались стариками, женщины — мужчинами, рядились в животных, птиц, в нерусских, представителей других сословий. Ряженые, правда, были участниками почти всех народных праздников (масленица, свадьба, например), но чаще всего рядились на святках.

Сведения об обычае ряженья дошли из глубины веков. Лука Жидята в своем «Слове» (XI в.) проклинал этот обычай. В последующих церковных документах также содержатся запреты ряженья. Такое отношение официальной церкви объясняется тем, что этот обычай идет от язычества, с которым церковь вела постоянную борьбу.

Ряженые разыгрывали небольшие пантомимы, сценки. Сценки сопровождались, как правило, диалогом. Тематика сценок была разнообразной. С одной стороны, во внешнем облике ряженых, в их действиях, словах сохранялись отзвуки былого утилитарно-магического назначения ряженья, с другой — в комическо-сатирическом освещении представлялись сценки из социально-бытовой жизни народа.

Самое простое ряженье, когда женщины рядились в мужчин и наоборот. Создавались острые, комические, неудобные ситуации, вызывавшие у окружающих дикий смех. Вот одно из описаний.

Парень, переодетый девкой, выбирает себе в кавалеры какого-нибудь влюбчивого и простоватого парня и начинает его дурачить: заигрывает с ним, позволяет вольные жесты и пощипывания, назначает свидание и даже дает нескромные обещания. К концу вечера простофиля-кавалер обыкновенно пламенеет от страсти и умоляет, чтобы она осчастливила его немедленно. Но девка обыкновенно кокетничает и уступает не сразу. Зато потом, когда все-таки выйдет на свидание и парень начинает ее обнимать, из избы выскакивает ватага хохочущих молодцов, которые быстро охлаждают его любовный пыл, набивая ему полные штаны снега.

В играх и в ряженье — начало народного театра. Назначение игры — развлечь, «задрать» публику, зрителей. Так было в позднее время, в XIX —XX вв. Например, парень, наряженный быком, держал в руках под покрывалом большой глиняный горшок с приделанными к нему настоящими рогами быка. Что он делал? Бодал, и больно и стыдно поддевал девок, а они кричали, визжали; на «быка» бросались парни, били поленом по горшку, горшок разбивался, «бык» умирал, и его уносили.

Ученые полагают, что такая сценка уходит своими корнями в мифологическое, языческое время, когда она и подобные ей игры способствовали магически будущему плодородию животных. Но это значение игры уже позабылось. На первый план вышло праздничное, грубоватое начало; в играх появился человек — барин, слуга, кузнец... Вот как описывал игру в кузнеца все тот же СВ. Максимов.

В избу, нанятую для посиделок, вваливалась толпа парней с вымазанными сажей лицами и с подвешенными седыми бородами. Впереди главный герой — кузнец. Из одежды на нем только портки, а верхняя голая часть туловища разукрашена симметрично расположенными кружками, изображавшими собой пуговицы. В руках у кузнеца большой деревянный молот. За кузнецом вносили высокую скамейку, покрытую широким, спускающимся до земли пологом, под которым пряталось пять-шесть ребятишек. Кузнец расхаживал по избе и хвастал; он может сделать все, что угодно: замки, ножи, топоры, ухваты и, сверх того, умеет «старых на молодых переделывать». «Не хочешь ли я тебя на молодую переделаю?» — обращался он к какой-нибудь девице не первой молодости. Та, разумеется, конфузилась и не соглашалась. Тогда кузнец приказывал одному из ряженых «стариков»: «Ну-ка ты, старый черт, полезай под наковальню, я тебя перекую». «Старик» прятался под пологом, а кузнец бил молотом по скамейке, и из-под полога выскакивал подросток. Когда всех «стариков» перековал на молодых, обращался к девушкам: «Тебе, красавица, что сковать? Тебе, умница, что сковать?» И каждая должна была что-то заказать, а затем, выкупая заказ, поцеловать кузнеца, старавшегося при этом как можно больше вымазать ей лицо сажей.

В этой сценке все главные признаки театрального действа: и перевоплощение, и костюмы, и реквизит, и бутафория, и интрига...

В начале нового года человек хотел заручиться поддержкой умерших предков (культ предков) в будущих сельскохозяйственных и других трудах. Следы культа предков заметны в тех же играх, в частности в игре «в покойника». Обратимся опять к СВ. Максимову. Что делали?

Уговаривали самого простоватого парня или мужика быть «покойником», наряжали его во все белое, натирали овсяной мукой лицо, вставляли в рот длинные зубы из брюквы, чтобы страшней казался, и клали на скамейку или в гроб, предварительно накрепко привязав веревками, чтобы в случае чего не упал или не убежал. «Покойника» вносили в избу на посиделки четыре человека, сзади шел «поп» в рогожной ризе, в камилавке из синей сахарной бумаги, с кадилом в виде глиняного горшка или рукомойника, в котором дымились угли, сухой мох и куриный помет. Рядом с «попом» шел «дьячок» в кафтане, с косицей сзади, потом «плакальщица» в темном сарафане и платочке, и, наконец, толпа провожающих покойника «родственников», между которыми обязательно находился мужик в женском платье, с корзиной шанег для поминовения усопшего. Гроб с покойником ставили посреди избы и начинали «отпевание», состоящее из самой отборной брани, прерывавшейся только всхлипыванием «плакальщицы» да каждением «попа». После отпевания девушек заставляли прощаться с «покойником», насильно принуждали целовать его в открытый рот, набитый зубами из брюквы. Только один вид покойника производил на девушек удручающее впечатление: многие плакали, а некоторые после такой игры даже заболевали. Заканчивалась игра тем, что часть парней уносила «покойника хоронить», а другая оставалась в избе и устраивала «поминки»: парень, наряженный девкой, оделял девиц шаньгами из своей корзины — кусками мерзлого конского помета.

Культ предков прослеживается и в обрядовой святочной еде, в частности в кутье и блинах. Кутья обычно варилась из зерен пшеницы, ячменя, риса, часто с изюмом, и была непременной принадлежностью похоронных и поминальных обрядов. Такое же обрядовое значение имели блины. Уже в навечерие Рождества (сочельник) на столе стояли кутья и взвар (компот) — тоже поминальная еда.

Вообще обрядовая еда, как на святки, так и в другие народные праздники играла большую роль. Согласно поверью о том, что если в первый день нового года будешь сыт, то и в течение всего года не будет голода, именно на Новый год старались наесться досыта. Этим объясняется обилие и разнообразие новогодней ритуальной пищи. Так, под Рождество, на Новый год пекли обрядовое печенье, имевшее характерное название, — «коровки», «козульки» и т.д. Печеньем одаривали приходивших к дому или в дом колядовщиков, исполнявших особые песни — колядки (о них подробнее чуть позже). Считалось, что, если хозяева поскупятся, не дадут колядовщикам «коровок», домашний скот будет болеть, может погибнуть.

Во время святок, считалось, на столе должны быть обязательно кушанья из свинины. На Новый год зажиточные, богатые люди старались приготовить поросенка. Он назывался «кесарийским» — в честь святого Василия Великого, память которого церковь чтит 1 января. «Кесарийский» — другое название святого; он был архиепископом Кесарии Каппадокийской. В народе говорили: «Василий — покровитель свиней, свинятник», «Свинку да боровка для Васильева вечерка», «Кишка свиная — еда не худая», «На Василия Великого свиную голову на стол»... И действительно, в некоторых семьях свиная голова стояла во время еды на столе начиная с Рождества.

Во многих губерниях варили обрядовую кашу. Одно из полных описаний первой половины XIX века мы имеем благодаря И.П. Сахарову, видному бытописателю этого времени. В Васильев день, ровно в два часа утра, старшая в доме женщина приносила из амбара крупу. Старший же мужчина приносил воду из реки или колодца. Крупа и вода стояли на столе до тех пор, пока топится печь. Запрещено было касаться их: дурная примета. Когда надо было готовить кашу, вся семья садилась за стол; старшая женщина, размешивая кашу, заклинала: «Сеяли, ростили гречу во все лето; уродилась наша греча и крупна, и румяна; звали-позывали нашу гречу во Царьград побывать, на княжой пир пировать; поехала греча во Царьград побывать со князьями, со боярами, с честным овсом, золотым ячменем; ждали гречу, дожидали у каменных врат; встречали гречу князья и бояре; сажали гречу за дубовый стол пир пировать: «Приехала наша греча к нам гостевать!» После этого все вставали из-за стола, хозяйка с поклонами ставила кашу в печь. Потом опять садились за стол в ожидании каши. Каша поспевала, и хозяйка, вынимая ее из печи, опять приговаривала: «Милости просим к нам во двор со своим добром». И смотрели: полон ли горшок. Если каша переполнила горшок, нет более несчастья: беда всему дому. То же, если горшок треснул. Примечали, снимая ножом пенку: каша удалась — счастье в дом, богатый урожай, дочь удачно выйдет замуж; если же мелкая, белая, быть беде. Плохую кашу выбрасывали в реку, предвещавшую добрый год съедали.

Таковы общие приметы святок. Рядились все ее дни, обрядовая еда была схожей, гадали не только под Рождество и Новый год, но и в Крещение, чтили во все дни своих предков. Далее хотелось бы более подробно остановиться на трех ключевых днях святок — Рождестве, Новом годе и Крещении, высветив их своеобразие.

--------------------------------------------------------------------------------

--------------------------------------------------------------------------------

Рождество

Итак, Рождество праздновалось 25 декабря. Но праздник начинался раньше, накануне вечером — 24 декабря (т.н. сочельник или навечерие Рождества). В этот день до первой звезды православные христиане истово постились, посещали церковь. И только после появления первой звезды садились за богатый, сытный стол трапезничать. Это был обрядовый стол. Прежде всего перед тем, как сесть за него, вся семья молилась; затем хозяин зажигал свечу, которую прикреплял к хлебу, лежащему на столе. Приносили со двора солому или сено, застилали ими передний угол и прилавок, покрывали чистой скатертью или полотенцем и ставили под иконами необмолоченный сноп ржи и кутью. Приготовив это, все опять молились и начинали есть.

Кутья — главное ритуальное кушанье, что свидетельствует о том, что в самом начале святок люди помнили о своих умерших предках. С этим же связан обычай в навечерие Рождества «греть покойников». Во многих губерниях вечером под Рождество (или в Рождество) зажигали во дворах или между домов костры. Один из собирателей XIX века писал: «Село залито огненным морем, дым большими столбами подымается кверху...» Сами крестьяне утверждали: это делается для того, чтобы умершим предкам не было холодно лежать в мерзлой земле в рождественские морозы. Верили также, что покойники выходили из могил и приходили сами к кострам греться. Очевидно, этим можно объяснить глубокое молчание стоявших вокруг костров живых людей.

Но есть и другие толкования рождественского огня. Считалось, что он будет способствовать вызреванию богатого урожая.

Однако ученые видят в огне и более глубинный смысл — мифологичский, языческий. Именно в эти дни солнце как бы просыпается от зимней спячки, набирает силу, но ему надо помочь, и человек это делал как мог. Огонь и солнце — родственники.

Конечно, многие языческие обряды, совпадая по структуре, толковались в последующее время по-другому, соотносясь с сутью великого христианского праздника. Так, автор замечательной книги «Церковно-народный месяцеслов на Руси» (СПб., 1877) И.П. Калинский про те же кутью и взвар писал следующее: «Легко... заключить, что наши предки в вечери Рождества Христова этими двумя блюдами думали, быть может, соединить воспоминание о рождении и смерти Спасителя». В таком же духе объясняет он использование соломы или сена: они напоминают (и не только ему) ясли, в которые положен был Спаситель.

В центре первого дня святок — обряд славления Иисуса Христа. Обычай поздравлять с Рождеством был широко распространен на Руси во всех слоях общества. Из истории известно, что сам патриарх с духовным синклитом приходил поздравлять царя и славить Христа. Петр Великий с превеликим удовольствием в этот день посещал своих подданных. Тех, кто славил, одаривали.

Ходили славить по домам Христа и священники. Этот обычай шел из далекой древности и вызывал у некоторых, незнакомых с ним, удивление и неудобство. С.В. Максимов приводит такой рассказ одного священника из Курской губернии, только приступившего к исполнению своих обязанностей: «Эта «коляда» была для меня совершенною новостью, я о ней даже и не слышал, а теперь самому пришлось волей-неволей ехать за подаянием. «Да, ваше дело такое, что вам нужно ехать, — подбодряет меня церковный староста, — покойный отец благочинный по несколько возов с одной деревни, случалось, собирал, и вам всякий даст, я с вами сам поеду». Отправляемся в деревню, «в коляду», в дом идет староста и говорит: «Батюшка в коляду приехал». Выходит хозяин: «Вколяду приехали?» — спрашивает у меня. «Да», — отвечаю я в смущении. «Что же, ваше дело такое, на нови нужно дать, пойдемте в амбар». Я стараюсь как можно скорей уйти из амбара, чтобы не смотреть, как мне ссыпают коляды».

Обычай славить Христа был широко известен также среди деревенской молодежи — как 10—12 лет, так и старше. Ходили со звездой. И.П. Сахаров считал, что «хождение со звездою есть общее во всей Руси. Звезда делается из бумаги величиной с аршин, раскрашивается красками и освещается свечами. Мальчики, ходя по улицам, для важности, вертят звезду во все стороны». Подходя к дому или войдя в него, группа славелыциков исполняла церковные песнопения (тропари и кондаки), а также так называемые рацейки типа:

Пречистая дева Мария

Иисуса Христа породила,

В яслях положила;

Звезда ясно сияла,

Трем царям путь показала:

Три царя приходили,

Богу дары приносили,

На колени припадали,

Христа величали!

И вот теперь вернемся к «колядам». Не случайно в Курской губернии, где песни-колядки записывались редко, их название оказалось включенным в ритуал славления Христа. Обходы дворов молодежью с пением колядок и с получением за это подарков было широко распространено на Руси. Ритуал очень похож на обряд прославления Христа, но он более древен, это языческое действо, в центре которого таинственное божество Коляда. Судя по песням, ей посвященным, это могучее существо, от имени которого колядующие могли и казнить, и миловать.

Ватага молодежи или в сочельник, или вечером в день Рождества, среди которых был мехоноша (парень с мешком, в который складывались подарки), подходила к дому и просила у хозяина спеть колядку-песню. Им разрешали, и они исполняли магические по своей сути песни. Поющие прежде всего фиксировали свою принадлежность к Коляде, восклицая: «Коляда, Коляда! Пришла Коляда накануне Рождества! Мы ходили, мы искали Коляду святую по всем дворам, по проулочкам; нашли Коляду у Петрова двора».

Присутствие Коляды в доме, например, Петра — предвестие замечательного будущего. Петров двор огорожен железным тыном (т.е. все беды пройдут мимо); члены семьи связаны с космосом (они недосягаемы, чисты): во дворе усадьбы бедного или зажиточного крестьянина три терема — в первом терему светел месяц (хозяин), в другом терему красное солнышко (хозяюшка), а в третьем — часты звездушки (их дети).

Колядующие заклинали семье богатство. Например, государь-хозяин поехал «судить суды» и получает за это огромные деньги, на которые покупает своей жене кунью шубу, сыновьям по добру коню, невестушкам — по кокошнику, дочушкам — по ленточке, а слугам — по сапоженькам.

На этом песни не заканчивались. Колядующих должны были одарить. Они просили песней же пиво, колбасы, пироги и пр. Чаще всего получали подарки. И тогда звучали заклинания доброго: «Дай тебе, Господи, сорок коров, пятьдесят поросят да сорок курочек!» Но плохо будет тому, кто не одаривает: «Дай ж тебе, Господи, одна корова, и та нездорова, по полю пошла, и та пропала!»

Ученые вот уже более двух столетий спорят, выясняют, кто же такая Коляда. Высказано много предположений, противоречащих друг другу, но одно ясно: Коляда — это языческая грозная богиня, имя которой связано с началом нового года, нового солнечного света.

Множество толкований и имени богини. Однако уже в первой половине XIX века И.П. Сахаров мягко издевался над учеными мудрецами. «Но нет ничего смешнее, — писал он, — как читать догадки наших археологов о Коляде. Так, одни в ней находят празднество в честь Перуна; другие видят в ней связь с солнцестоянием зимним и летним; третьи, словопроизводы, отыскивают «Коло», символ солнечного оборота и коловратности судьбы человеческой; четвертые находят сходство с египетским Озирисом. И все это, в XIX веке, называется критическими, учеными исследованиями!»

Очевидно, следует признать правоту И.П. Калинского, утверждавшего, что имя Коляды из латинского языка: «календы». У древних римлян этим словом «называлось первое в каждом месяце число, по которому велся счет и предшествующим ему дням с половины предыдущего месяца. Впоследствии слово это стало, собственно, употребляться для обозначения январских календ (с 14-го декабря по 1 января включительно) как исходного пункта, с которого начинается год, и затем уже в средние века это имя усвоено было святочным(и) игрищам(и). К нам оно проникло из Византии вместе с отреченными книгами и, согласно с звуковыми законами славянского языка, изменилась в коляду».

Слово «коляда» встречается в довольно большом количестве памятников древнерусской литературы (Кормчая книга по списку 1282 г.; Стоглав и др.). Из этих же источников мы узнаем, что «рядиться» начинали с первого же дня святок. Вместе с «бесом Колядой» осуждали тех, кто переодевался в мужское или женское платье. А далее — еще хуже. В Стоглаве с осуждением рассказывается о том, что на Рождество сходятся «мужи и жены и девицы на нощное плещевание и на бесчинный говор, /.../ и на многие богомерзкие дела».

--------------------------------------------------------------------------------

--------------------------------------------------------------------------------

Новый год

Ровно через неделю наступал новый год (Новый год). О многих обрядовых действиях, совершавшихся в этот святочный праздник, уже рассказано. Остановимся только на трех моментах.

Во многих губерниях, особенно в Сибири, в Новый год существовал своеобразный обычай поздравлять родственников, соседей, односельчан. В ряде деревень Псковской губернии, например, это делалось так. Ближе к полночи вся семья собиралась в избе, кто-то наряжался стариком, а кто-то (обычно мальчик) надевал красную рубашку, белую шапку с кисточками. «Старик» — старый год — садился на стул посреди избы; ровно в полночь в избу вбегал мальчик (Новый год), сталкивал со стула «старика» и садился на его место. С криками, шумом, погоняемый голиком (веником), старый год изгонялся из избы. Все поздравляли друг друга, громко приговаривая:

С Новым годом!

Со всем родом!

Чтоб здоровы были,

Много лет жили!

Нельзя не подчеркнуть лейтмотив этого приговора, выражающий коллективное, родовое, соборное начало в народной жизни. В других приговорах звучат космические, природные мотивы:

Новый год пришел,

Старый угнал,

Себя показал!

Ходи, народ,

Солнышко встречать,

Мороз прогонять!

Конечно же, солнышку радовались потому, что оно сулило скорую весну, тепло, сев, новый урожай.

Существовал и другой обычай поздравления. Он напоминает рождественские обходы дворов — и исполнение колядок, и славление Христа. Взрослые, но чаще дети, входили в дом и разбрасывали по горсти зерна по комнате или бросали в красный угол. Этот ритуал назывался обрядом обсевания или посевания. Смысл его достаточно прозрачен. В зерне — жизнь; в начале нового года пришедшие желали семье богатства, хорошего урожая. Об этом же и произносившиеся одновременно приговорки-песенки:

Сею-вею, посеваю,

С Новым годом поздравляю!

На новый год, на ново счастье

Уродись пшеничка,

Горох, чечевичка!

На поле — копнами,

На столе — пирогами!

С Новым годом, с новым счастьем, хозяин с хозяюшкой!

Разумеется, желали в новом году не только урожая, но и чтобы здоровеньки были, много лет жили, чтобы скот не болел и плодился, чтобы было столько детушек, сколько на кусточке веточек... За такие заклинания-благопожелания требовали даров:

Открывайте сундучок,

Подавайте пятачок,

Хоть блин,

Хоть сала клин!

Засевалыцики в древности, очевидно, были не простыми людьми, а наделенными магической, волшебной силой. Уже в позднейшие времена кое-где их еще просили сесть на лавку или присесть у порога — «чтоб раньше квочки садились», «чтоб куры лучше неслись».

И о новогодней елке. Для нас, живущих уже в начале XXI века, елка является незыблемым признаком, знаком новогоднего праздника. И кажется, что так было всегда. Но елка в новогодней обрядности сравнительно позднее явление. Более того, она к нам пришла, как утверждал известный фольклорист П.Г. Богатырев, с Запада, из Германии в частности, и живет с петровских времен. Напомню, что новый год с 1 января стал начинаться благодаря Петру Великому. Новогоднюю елку в России быстро полюбили. Сначала обычай наряжать елку стремительно распространился по городам, а затем уж и по весям. Полюбили за яркость, красоту, игрушки, маски. Правда, плохо обошлись с ней советские борцы-атеисты с народными обрядами в 29—30-е годы, о чем вспоминал Юрий Никулин: запретили на Новый год наряжать елочку и водить вокруг нее хороводы... Но, слава Богу, нет уж тех ревнителей самой новой жизни, а елочка осталась.

Среди других причин, почему так быстро и надолго полюбилась она русскому человеку, следует, конечно же, указать еще одну, — пожалуй, главную. Дело в том, что дерево для русских народных традиций не чуждое явление. Наши предки боготворили, например, березу; она в центре троицких обрядов. Но поклонялись и елке. В среднерусской полосе елочка была главным украшением свадебного стола. Я сам это видел в калужской области в 70-е годы, когда собирал там фольклор. Самое интересное: елочку украшали разноцветными лентами. Но и новогодний маскарад не был новостью для России. Уже говорилось о том, что в святки (и на Новый год) рядились в животных, разыгрывали сценки и т.д.

--------------------------------------------------------------------------------

--------------------------------------------------------------------------------

Крещение

И вот подходило время заканчивать святки. Наступало Крещение, или, как оно еще называлось, Богоявление. Праздник этот был весьма почитаем народом. Как и на Рождество, ему предшествовал сочельник. 5 января тоже держали пост до восхода первой звезды.

Главное место в крещенских обрядах занимает вода. И неудивительно. Именно в этот день, по преданию, в Иордании принял крещение Иисус Христос. Накануне в божьих храмах освящают воду (водосвятие). Вода эта чудодейственная: она не портится в течение года и больше и обладает удивительной волшебной, магической силой. Кстати, и снег тоже. И.П. Сахаров — один из немногих, кто еще в первой половине XIX в. на это обратил внимание. Снег, писал он, великое дело для русской земли: он на все пригоден русскому человеку. Уважение к нему в деревнях иногда переходит даже в большие странности. О нем есть мифы, предания, обряды и обычаи. В деревнях под Крещение старушки собирают снег со стогов с полной уверенностью, что только он один может выбелить всякую холстину, чего так не сделают солнце и зола. Снег, собранный в крещенский вечер, может сохранить в колодцах воду на весь год и даже в засуху, стоит только принести его с поля и бросить в колодец. Снегом, собранным на крещенский вечер, исцеляли недуги — онемение в ногах, головокружение, судороги.

Святой водой лечили не только человека, но и животных. Водой окропляли, крестили; отсюда еще одно название праздника — Водокрещи. Прекрасное описание окропления святой водой домашнего скота в Орловской губернии оставил все тот же СВ. Максимов. После обедни, которая на Крещенье бывает рано утром, крестьяне расходились по домам, поздравляя друг друга с праздником. Дома один из членов семьи брал с божницы икону с зажженной перед ней свечой, другой — кадильницу, третий — топор, четвертый (обыкновенно сам хозяин) надевал вывороченную наизнанку шубу и брал миску с богоявленскою водой и соломенное кропило. Сделав эти предварительные приготовления, вся семья отправлялась на скотный двор: впереди, согнувшись, сын или брат хозяина нес топор острием книзу, так что оно касалось земли; за ним кто-нибудь из женщин нес икону, далее несли кадильницу, и замыкал шествие хозяин с чашей святой воды. Шли молча, останавливались посреди двора, где был уже разложен особый корм для скота: печеный, разломанный на куски, хлеб, ржаные лепешки, сохраненные для этой цели с Рождества и Нового года хлеб в зерне и намолоченные снопы ржи, овса и других хлебных растений, оставленных к этому дню с осени. Хозяйка выпускала из хлева скотину, которая, завидев лакомства, подходила к ним, а процессия обходила вокруг нее с иконой, при этом хозяин окроплял святой водой каждое животное в отдельности. Обход делался три раза. Бросали над животными топор — «накрест».

Если понятно использование в обряде иконы и святой воды против падежа домашних животных, то неясно, казалось бы, присутствие в нем топора и шубы. СВ. Максимов это разъяснил так. По его мнению, в основе своей христианский обычай подвергся языческим искажениям и явился топор, пресекающий напуск болезни на скотину, и вывороченная наизнанку шуба как средство угодить бесам, которые все носят наизнанку. Таким образом, в обычае нетрудно установить все признаки того двоеверия, которое, как ржавчина, насквозь проело христианские обряды.

Но, очевидно, наоборот. Вначале были языческие обряды, а затем вместо них или, переплетаясь с ними, появились христианские. Ведь отношение к снегу, о чем уже шла речь, чисто языческое (снег никто не освящал). Так же во многих местах крестьяне ждали полуночи у прорубей, у колодцев: верили, что в ночь с 5 на 6 января купается сам Иисус Христос, что вода должна «всколыхнуться» в полночь и что именно в это время она самая святая, хотя ее тоже никто не освящал.

Святили воду в реках на следующий день — в Крещение. На Руси широко был распространен церковный обряд освящения речной воды. Замерзшие русские реки символизировали Иордань, в которой крестился Сын Божий, поэтому сам обряд в народе назывался «Иорданью», «Ерданью» и пр. С утра на реке вырубали лед в виде креста, чинно приходил церковный притч, читались священником соответствующие церковные тексты, опускался в воду восьмиконечный православный крест. И вода получала целебную силу. Толпа народа окружала иорданскую прорубь, и каждый брал святой воды сколько хотел.

Существовало поверие, что в этот день в святой воде, которой омывался сам Иисус Христос, нельзя простудиться, поэтому смельчаки купались. Первыми были те, кто много «грешил» во время святок. Церковь сурово осуждала тех, кто изменял свое обличье, и прежде всего ряженых; поэтому они-то и замаливали свои грехи. Но бывшие ряженые были молодыми, здоровыми «грешниками» и не заболевали. Хуже обстояло дело с больными, которых тоже часто приводили или привозили к Иордани. Большинству из них грозил смертельный исход. И.П. Калинский справедливо считал, что «обычай наших предков окунаться в речную воду на праздник Богоявления не может быть оправдан желанием подражать примеру погружения в воде Иорданской Спасителя и также примеру палестинских богомольцев, имеющих доселе во всякое время года погружаться в водах Иордана. В Палестине это безопасно, потому что Палестина не знает наших крещенских морозов».

Естественно, святая вода использовалась против всякой нечисти: ею окроплялся дом, все хозяйские постройки.

Огромную силу в Крещение имел крест. Как и святая вода, он спасал человека, хозяйство от нечистой силы, поэтому именно в этот день, вернувшись из церкви, кто-нибудь из домочадцев мелом или краской рисовал на подворье, начиная с ворот, на каждой двери, постройке кресты.

Большую роль в крещенских обрядах играла свеча. В Тамбовской губернии во время вечерни женщины ставили к сосуду, в котором освящалась вода, перевязанные нитками или лентами свечи, которые после освящения забирали домой и хранили. Эти свечи зажигались перед иконами во время родов. Пчеловоды ставили одну свечку к кресту и три к сосуду с водой, причем когда зажигали их, старались как можно больше накапать воска в воду и поэтому ставили свечи так, чтобы воск с них побольше капал в воду. После освящения воды они старались зачерпнуть ее так в сосуд, чтобы побольше было расплавленного воска. Придя домой, тут же отправлялись в омшаник, где окропляли святой водой летки ульев и оставляли ее там в сосуде до тех пор, пока ульи не вывозились на пасеку.

Сразу после Крещения начинались так называемые «свадебные недели». И.П. Сахаров писал: «Так исстари называются на Руси те недели, которые начинаются с б января и продолжаются до Масленицы. В эти недели производятся сватовство, разыгрывание свадеб, княжие и отводные столы».

Это объясняет, почему в некоторых губерниях на Крещение устраивались своеобразные смотрины. Вот как это выглядело в Кадниковском уезде Вологодской губернии. На Крещение девушки из окрестных деревень съезжались в одну из деревень. Наряд каждой состоял из нескольких рубашек. Нижняя была с двумя красными полосами, на нее надевали еще четыре или пять разукрашенных рубах, затем — сарафан и три или четыре передника, вышитых как рубашки. Сверху надевалась овчинная шубка, опушенная мехом. После Иордани девушки выстраивались возле церковной ограды, а одна из женщин (выбранная несколькими женихами) раздвигала им полы шубок, показывала передники, рубашки (до нижней с красными полосами), а женихи судили об умении невесты ткать, шить, вышивать, а также, вероятно, о ее материальном положении.

Так праздновались святки на Руси. В них соединилось языческое и христианское, серьезное и смешное, приятное и полезное. Святой Амвросий говорил: «Господь рождением своим на земле принес свет и людям, и дням». По поверьям, в этот момент раскрываются небесные врата, виден пресветлый рай и солнце в нем. В реках и источниках вода становится святой. Если помолиться, то Господь примет просьбы... Иисус Христос — Солнце Правды. Но Бог — это и языческое Солнце для древнего человека. Язычник поклонялся Солнцу, как христианин поклоняется Христу. Святой Григорий Нисский о Рождестве писал: «Ныне мрак начинает умаляться, и свет, увеличиваясь более и более, сокращает пределы ночи. Гибельная ночь греха, вырастая до последней крайности и беззакониями всякого рода доведенная до крайней степени нечестия, ныне начинает умаляться и редеть».

Таким образом, чисто космическое, физическое явление становилось фактом духовным.

Вверх


Муницпальное учреждение культуры "Централизованная система муниципальных библиотек г. Омска"
Центральная городская библиотека
Адрес: 644010, г. Омск, ул. Масленникова, 62, т/ф: 31-52-08