Дворкина Ирина Павловна родилась в 1932 году в Самаре. С 1939 года живет в Омске. Училась в начальной школе № 29 и средней школе № 38. В 1957 году окончила Омский медицинский институт им. М. И. Калинина. По специальности врач-психиатр. С 1962 по 1987 год работала врачом-психотерапевтом в разных медицинских учреждениях города. Стояла у истоков создания «Телефона доверия медико-психологической помощи». С 1972 года в течение 25 лет была лектором общества «Знание», с 1994 – член Пушкинского общества «Надежда». Ветеран труда, в трудовую книжку И. П. Дворкиной вписано 24 различных поощрения за добросовестный труд.

Моя семья

 

Я родилась в 1932 году в городе Куйбышеве. Сейчас городу вернули его историческое название Самара. Родилась на Волге, живу на Иртыше. И у этого факта своя история…

Я родилась в семье генерал–лейтенанта частей особого назначения (ЧОН) Павла Соломоновича Дворкина. Папа окончил что-то вроде военного училища, был человеком партийным, служил с будущим маршалом СССР К. К. Рокоссовским. Прошел весь путь, как говорится, с запада до востока. В середине 30-х годов работал в правительстве Казахстана. А мама, София Григорьевна, училась в Саратовском филиале Института благородных девиц (Ред. Саратовский Мариинский институт благородных девиц существовал до 1918 года. Позже в здании размещались различные учреждения, в том числе и учебные. Ныне БОУ «СОШ № 95» г. Саратова). Была начитанна, свободно владела несколькими иностранными языками. Отца, как специалиста по контрразведке, часто переводили из города в город. Познакомились они с мамой в Саратове. Здание ее бывшего института и здание учреждения, где работал папа, стояли рядом. Папа обратил внимание на красивую девушку и однажды через окно бросил ей цветы и шоколад. Они стали встречаться, и папа сделал ей предложение. Они тайно, по сути дела, прямо как в романе, расписались. Приехала машина, маму забрали и увезли в ЗАГС, там они зарегистрировались. Торопились, так как отцу надо было уезжать в Орджоникидзе. Разница в возрасте у них с отцом была большая – 15 лет.

Позже отцу пришлось работать в Самаре, где я и родилась. А потом наступил тяжелый период в стране, период жестоких репрессий. И случилось так, что папа, будучи Наркомом внутренних дел Казахстана, один раз ушел на работу... и вернулся обратно домой к семье только через 17 лет. После смерти Сталина отец был полностью реабилитирован. Позже он написал об этом книгу, которую так и назвал «17 лет, вырванных из жизни».

После того, как папу арестовали, мы срочно в 24 часа выехали из Алма-Аты. Среди знакомых родителей был детский врач Шмидт, он очень к нам хорошо относился. Он-то и предупредил, чтобы мы срочно собирались и уезжали потому, что могут и маму то же забрать. Поэтому мы буквально в товарном поезде поехали. С собой только 2 чемодана. Все. Не взяли ни библиотеку, ни мои игрушки. У меня были изумительные игрушки – больше 20 немецких кукол, и такие красавицы все. Единственное, что смогла увезти мама из того нашего детства – это книжечку-раскладушку произведений А. С. Пушкина. Поехали в Саратовскую область в Новоузенск, городок типа районного центра. Мы там год прожили. Потом дедушка – отец моего папы – настоял: «Срочно приезжайте в Омск, потому, что детей надо учить». А в Новоузенске, по сути дела, только начальное образование было.

В Омск мы переехали в 1939 году, когда мне было лет шесть, нет семь.   

 

Чтение и библиотека

 

В Новоузенске был один большой плюс – там была библиотека, и мамочка с ее таким образованием одно время работала библиотекарем. Это сыграло колоссальную роль в моей жизни потому, что она приносила книжки-раскладушки. Раскладушки были такие красивые, я очень любила их в детстве. Особенно, конечно, «Буратино». Мы буквально жили этим всем, представляли себя героями этой книги. Мне было семь лет, когда мы переехали в Омск, а я благодаря маме уже умела бегло читать. Это теперь раннее чтение в порядке вещей, а в те годы это было так редко, что вызывало удивление. К нам домой даже из Омского РайОНО приходили смотреть, что это за девочка, которая читает текст сразу. Хорошо помню, что пришедшие попросили меня прочитать что-нибудь наизусть. И я прочитала: «У лукоморья дуб зеленый; Златая цепь на дубе том:..». И так далее. «Прекрасно!» – воскликнули и поставили мне по русскому языку «отл.». Тогда ставили «отл.», «хор.» и так далее, а не 5 или 4. Я была удивительно счастлива…

Я любила и до сих пор трепетно люблю книги, и эта любовь привела меня в библиотеку.

Детская библиотека была в большом и красивом здании библиотеки им. А. С.  Пушкина. Вход в библиотеку был со стороны ул. 10 лет Октября. Детский отдел был на втором этаже, и туда я всегда поднималась по лестнице с замиранием сердца. Библиотечные залы были красивыми, с изумительной старинной мебелью, и картинами. Бывая в библиотеке, мы заглядывали в зал для чтения. Очень нравилось, что на каждом столике на двух читателей стояли настольные лампы. Это выглядело таинственно и волшебно.

На детском абонементе постоянно была очередь. А еще в библиотеке стояла необыкновенная тишина, мы всегда говорили вполголоса. Подходили к такому деревянному барьерчику и называли книжку, которую хотели бы прочитать. В выборе книг для чтения мне всегда помогала мама. Она говорила, что лучше взять. И приходя в библиотеку, я точно знала, что хочу прочитать. Почти всегда получала названную книгу, отказов почти не было. Еще помню очень бережное, я бы сказала – трепетное отношение со стороны библиотекарей к нам, детям. Они всегда интересовались, что мы прочитали, и понравилось ли нам произведение. Помню, были в библиотеке изумительно красивые богатые шторы, какого-то насыщенного сиреневого цвета с белым. Были книжные выставки с большим количеством иллюстрированных книг. Книги с выставки домой не выдавались, их надо было листать и читать на месте. Не помню, был ли там детский читальный зал, а вот к комнате, где мы брали книги на дом, вдоль стен стояли маленькие диванчики, где по 2-3 человека мы могли полистать выбранную на выставке книжку. Библиотека была как музей – чистота, порядок и книжные выставки с множеством книг в богатых переплетах и с золотым теснением. Особенно запомнились «Сказки» А. С. Пушкина с замечательными иллюстрациями.

Хорошо помню свой первый приход в детскую библиотеку им. Пушкина, расположенную тогда еще на ул. 10 лет Октября. Мы жили в доме возле библиотеки, теперь там музей «Либеров-центр». В библиотеку меня привела моя старшая сестра Аврора. У нас разница в 4 года. Это было летом. Было какое-то детское мероприятие, связанное с книгой А. Толстого «Буратино». Она в то время была популярна настолько, что мои родители всерьез подумывали, не назвать ли одного из детей, если это будет девочка, Мальвиной. Потом, видно, решили, что в семье и одного редкого имени Аврора достаточно. Помню, на празднике было очень много детей и взрослых. В какой-то момент все вдруг всколыхнулись. Оказалось, кто-то услышал по радио объявление о начале Великой Отечественной войны. Это было воскресенье, 22 июня 1941 года.

 

Я обожала библиотеку. Очень. В читальном зале тишина, какие-то особенные лица. Все, медленно шурша, перелистывают страницы. В годы войны мне запомнилось, что в читальном зале света не было, но на каждом столе горела маленькая керосиновая лампа. И еще включалось чудо – патефон. Такой же патефон с пластинками был у нас когда-то. Музыка звучала такая приятная, тихая, чаще всего что-нибудь из балета. В помещении было холодно, прямо в читальном зале ходили в телогрейках и валенках. У нас не было никаких шуб. Телогрейка была великим счастьем. Еще я помню, у бабули был старый пуховый платок. Он, по-моему, вечный был. Вот она мне завязывала его крест на крест, и я шла в библиотеку. И если телу и ногам было еще как-то тепло, то вот руки мерзли, и пальцы от этого опухали, болели. Мама у своих перчаток отрезала кончики пальцев. И я вот в таких перчатках сидела. В библиотеке не топили. (Ред. Это стало одной из причин закрытия  библиотеки им. А. С. Пушкина, в  том числе и детского отделения, в январе 1943 года. Библиотеку вновь открыли в январе 1945 года). В школе тоже отопления не было. Только в кабинете у директора школы стояла голландская печь. И нам разрешали на перемене греть руки в кабинете у директора. Ой, какой директор у нас был изумительный, как детей своих всех нас любил.

Библиотечные мероприятия были приурочены к праздникам: 7 Ноября, Майские праздники, День памяти Ленина. Это обязательно. Еще были детские утренники с участием актеров ТЮЗа и, по-моему, драмтеатра. После войны, когда мы стали повзрослее, то ходили в эту библиотеку уже не на мероприятия, а писать сочинения.

В 1941 году я пошла в первый класс. В школе меня сразу же представили одноклассникам как девочку, умеющую читать. Между прочим, в нашей начальной школе № 29 то же очень часто библиотечные мероприятия проходили на школьном дворе. Она располагалась на улице Кокуйской, переименованной позже в улицу 30 лет ВЛКСМ.

Среди школьных преподавателей были эвакуированные из Ленинграда. От этих учителей мы такие прочные знания получали, и такие ценные советы, какие детские книги читать. Война наложила отпечаток и на наше чтение. Мы читали в основном патриотическую литературу: стихи и прозу. Это стало основным направлением. Высокий патриотизм был в стране, на фронт уходили совсем юные, и мы это видели. Мы были так же настроены. И что же вы думаете – мы, четыре человека, в 1944 году, тоже на товарняке решили уехать на фронт. Мы в четвертом классе тогда учились. Случилось это после того, как я с одноклассником Юрой Сосновским сыграла небольшой эпизод в школьном спектакле. Я была партизанкой, а он  немецким офицером. По сценарию я его облила там какой-то отравой... После этого мы решили бороться по-настоящему, сели на товарняк и доехали до Исилькуля. Нас там нашли, сняли, вернули обратно в школу. Высокий патриотизм был повсеместно. И не последнюю роль здесь сыграли книги.

В выборе книг для чтения помогали и советы библиотекарей. И очень мудрое поведение мамы. Она умела найти с нами, детьми, контакт, никогда не навязывала что-то насильно, а умела заинтересовать. Для этого дома она брала что-нибудь из детской, позднее из юношеской, патриотической литературы, читала, потом уходила и, как бы между прочим, оставляла открытые страницы. Волей не волей из интереса начинаешь читать и все… – оторваться невозможно. К примеру, от книги «Алые паруса» А. Грина или «Двух капитанов» В. Каверина. Мама знала, что такое хорошая книга и рекомендовала таким же образом классическую литературу. Так, став постарше, мы читали Куприна, Чехова, Горького. Очень, очень много.

У меня не то, что любовь – страсть к чтению была. В годы войны мы жили в деревянном доме на ул. Мичурина. (Ред. Небольшая улица в ЦАО. Идет параллельно реке Омь). Жили мы в комнате площадью 8 квадратных метров. Мама с бабушкой спали на деревянной кровати, а мы с сестрой на сундуке. Окна домика были почти на земле, освещение  комнатки плохое, но я хотела читать и зачитывалась тогда книгой «Маугли» Р. Киплинга. Керосин был дорогой, но моя бабуля Федосия Васильевна потихонечку зажигала лампочку, и я читала по ночам. И однажды так зачиталась, что уже полусонная вышла в мороз на двор, потому что весь, как говорится, «сервис» был во дворе, да там и задремала. Так бы и замерзла, если бы бабуля не вышла следом. Они вместе с эвакуированной из Ленинграда тетей Анной оттерли меня, напоили теплой водой с сахарином. Сахара у нас не было. И это такое счастье было, что я получила хотя бы сахарин с чаем. Так вот я и отогрелась. И хотя страсть к чтению чуть меня не сгубила, любовь к книге так и осталась на всю жизнь. Поэтому мне никогда не бывает скучно, никогда. У меня есть книги и чтение.

Я не только читала сама, но и старалась поделиться прочитанным с другими. Так меня за это Шахерезадой прозвали в детском возрасте. На Мичурина интересные люди жили, разные. В захудалом домике жила семья высочайшей культуры Ивановых-Царевых. Я дружила с их дочерью Вероникой и ее братом Германом. А напротив жили, в общем – хулиганы. Ходили в сапогах с вывороченными голенищами, со вставленными зубами. Мальчишки эти всё время дрались между улицами. Мичурина заканчивается, а там недалеко ул. Степная. Вот они друг друга и били. Надоест воевать, так говорят: «Пригласим Шахерезаду». И мы все садились на крылечко частного дома, переоборудованного в общежитие, и я читала им стихи. Прозу тоже, но стихи обязательно, и чаще всего. На крылечке этого дома я часто рассказывала сверстникам сказки из книги «1000 и одна ночь». Мальчишки сидели на ступеньках, а девочки устраивались на перилах крыльца. Меня же за это слушатели называли Шахерезадой.

Даже в детстве игры наши были связаны с книгой. Эта улица Мичурина совсем небольшая. Там, по-моему, одностороннее движение было, лошади в упряжках ходили, а однажды мы даже видели, как вели верблюда. Вот мы и вставали цепочкой, взявшись за руки, поперек улицы и пропускали только того, кто прочитает нам, к примеру, стихи детских поэтов.

Так, через книгу я очень рано научилась открывать мир и контактировать с людьми. Я благодарна всем, кто приобщил меня к чтению. Прежде всего, конечно, благодарна своим родители, а на втором месте у меня идут педагоги, библиотекари, библиотека. Потому, что они делают все, чтобы сформировать нас, заложить фундамент будущих достижений. Вступая в жизнь, ты ничего не знаешь, просто – чистая голова. Они помогают заполнить ее чем-то прекрасным.

Литературные конкурсы

Несмотря на войну, библиотеки проводили очень серьезные конкурсы по чтению. Мы не только читали книги, но и заучивали текст наизусть. Потом приходили в библиотеку в определенный день, скажем, посвященный сказкам А. С. Пушкина или «Мцыри» М. Ю. Лермонтова, и читали. Это были конкурсы на лучшее прочтение произведений какого-то одного писателя. Конкурсное жюри было именно в библиотеке им. А. С. Пушкина.

Также между библиотеками проводились своеобразные конкурсы на лучшую подготовку чтеца. Вот это я помню. Я именно в детскую библиотеку им. Пушкина ходила, но еще у нас в городе другие библиотеки были. Друзья у меня жили на углу 9-й Линии и улицы им. 10 лет Октября, и они ходили в библиотеку, находящуюся поблизости. (Ред. Вероятно библиотека им. М. В. Ломоносова.). Там я не была записана, но знала про нее, так как знали друг друга все школьники, которые принимали участие в литературных конкурсах.

Начиналось все в школе. На стене класса висел большой круг с красной звездой в центре. По краям круга были написаны фамилии школьников. От каждой фамилии к звезде шла дорожка из квадратиков-ступенек. С каждым хорошим ответом по литературе квадратик зачеркивался. Побеждал тот, кто первым добирался до звезды. Среди моих одноклассников были эвакуированные мальчики Юра Сосновский из Москвы и Даня Голубев из Ленинграда. Они всегда были впереди нас. Но с объявлением конкурса чтецов, посвященного произведениям о войне, все стало меняться. Я начала читать стихи военных лет, и первая пришла к заветной победе. Потом все другие подтянулись. Вначале выбирали лучших чтецов в классах, потом в школе, а далее уже в районах. На заключительный этап конкурса чтецов в библиотеку Пушкина собралось около 40 человек. Участвовали не только городские школьники, но и ребята из близлежащих районов области. Жюри по очереди конкурсантов слушает, а мы сидим в отдельном помещении. Трясемся, как всегда, немножечко. Кто первое место займет? Нас от школы двое – я и Неллечка Лучникова, умница, отличница. Тут же были ребята из знаменитой 19 школы (Ред. Ныне БОУ г. Омска «Гимназия 19»). Смотрим на них и думаем: «Мы, конечно, никакого места не займем». Но читаем, стараемся. Когда все закончилось, члены жюри с нами поговорили, кто мы и откуда. Вдруг объявляют: «Третье место. Второе место – Лучникова». А кто же первое место? Объявляют: «Первое место – Ирина Дворкина». Я заняла первое место!

И после этого конкурса меня выбрали не куда-нибудь, а на городскую новогоднюю елку около главпочтампта. Там я выходила среди взрослых актеров в костюме Снегурочки и читала:

«Мороз и солнце; день чудесный!

Еще ты дремлешь, друг прелестный…»

Ну, и так далее. И получала каждый раз за выступление монпансье и маленькие яблочки (Ред. Монпансье́ (фр. montpensier) — мелкие разноцветные леденцы с выраженным ароматом). Это было великое счастье! Я читала на елке 10 дней и за эти десять дней получила их, наверное, с килограмм, ведь каждая коробочка грамм по 100 была. Потом мы пришли на уроки в класс, и я каждому раздала леденцы. Все были так счастливы. Так мы встретили Новый 1944 год.

Это был не последний литературный конкурс в моей жизни. Самый большой состоялся в 1949 году и был посвящен 150-летию со дня рождения А. С. Пушкина. Это был областной смотр-конкурс на лучшее исполнение произведений поэта. Естественно, что он проходил в библиотеке его имени. Было очень представительное жюри из ведущих актеров. В частности, в это жюри входил Вацлав Дворжецкий. (Ред. Ва́цлав Я́нович Дворже́цкий — актёр театра и кино, народный артист РСФСР (1991). Работал в Омском ТЮЗе в 1937-1939, 1941 гг. и Омском драматическом театре в 1946-1956 гг). Входил Петр Некрасов. (Ред. Петр Сергеевич Некрасов – актер Омского академического театра драмы, народный артист РСФСР). Сейчас в городе Омске около театра есть улица Некрасова. (Ред. Ул. Петра Некрасова проходит за Омским академическим театром драмы параллельно ул. Ленина). И Клавдия Коржавина, актриса ТЮЗа (Ред. Клавдия Коржавина, выпускница студии при Омском драматическом театре).

Для конкурса я подготовила 8 главу из поэмы А. С. Пушкина «Евгений Онегин». Ее я и декламировала на конкурсе, за что была награждена подарочным изданием произведений А. С. Пушкина. На конкурсе присутствовала библиотекарь из нашей детской Пушкинской библиотеки. После конкурса мне предложили повторить свою декламацию на Омском радио. И я читала. Возможно, эти записи и сегодня можно разыскать в его архивах. До сих пор моей настольной книгой является книга «А. С. Пушкин. Избранные произведения», 1949 года издания, которую я получила в награду за победу в конкурсе к 150-летию со дня рождения поэта.

 

Госпиталь

 

Наверное, моя победа в конкурсе чтецов была не случайной… Она и все мои последующие выступления имели свою предысторию.

Дело в том, что в 1942 году эвакуированные в Омск актеры московского театра им. Е. Вахтангова, открыли в Доме пионеров кружок декламации. Я записалась туда и стала регулярно посещать. В декабре наши педагоги решили, что нас уже можно выводить на публику. Первое мое публичное выступление состоялось в Новогоднем концерте в честь встречи 1943 года. Хорошо его помню. Это было в госпитале на ул. Партизанская. Раненных было так много, что они лежали на кроватях по двое,  валетом   (на одной кровати головами в противоположные стороны). Выздоравливающие лежали в проходах. Все были забинтованные. Для нас, детей, это было большим потрясением. В концерте у меня было два номера. В начале сестра  Аврора исполняла на пианино фрагмент из балета Чайковского «Щелкунчик», а я в это время танцевала несложный танец Куклы.  Потом меня поставили под пушистую елку, и я звонким голосом, с выражением, как учили вахтанговцы, начала декламировать:

«Мороз и солнце; день чудесный!

Еще ты дремлешь, друг прелестный –

Пора, красавица, проснись:

Открой сомкнуты негой взоры

Навстречу северной Авроры,

Звездою севера явись!».

Вместе с нами в том концерте принимал участие и сын актера вахтанговского театра Державина. Он читал начало поэмы «Медный всадник», а потом подключался отец и заканчивал читать произведение.

В годы войны мне не раз приходилось выступать в госпиталях. Обычно это был госпиталь на ул. Партизанская, 8 (там сейчас учебное заведение), где лежали с ранениями в голову и черепно-мозговыми травмами, а так же в госпитале, расположенном в школе № 65 на ул. Гоголя, где были раненые с ампутациями рук и ног.

«Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется», и в тот момент я еще не знала, какую роль это мое скромное выступление сыграло в жизни одного человека. Прошло несколько лет, мы жили в одном доме с подселением. В соседях у нас была семья Александра Ганичева. Был 1949 год, я готовилась к участию в конкурсе, посвященном 150-летию со дня рождения А. С. Пушкина. Сидела в своей комнате и вслух декламировала выбранное пушкинское произведение – 8 главу из поэмы «Евгений Онегин». Перегородки в квартире были тонкие, и свидетелями этих моих усилий был весь дом. Вдруг в дверь постучали мои соседи, и Саша Ганичев спросил меня, не принимала ли я участие в госпитальном концерте в январе 1943 года. Я утвердительно кивнула. И тогда он произнес: «Девочка, ты спасла мне жизнь». Оказалось, что он с ранением головы, весь забинтованный лежал в этой палате. У него, как у многих бойцов с такими травмами, была тяжелая депрессия, долгое лечение не давало видимых результатов и сама жизнь, как он считал, была уже конченной, и бороться за нее вроде не имело смысла. Ему не хотелось жить. В такие трудные для себя минуты он услышал полный оптимизма и задора детский голос: «Мороз и солнце, день чудесный…», и решил для себя, что обязательно выживет, и будет жить назло всему. Александр Ганичев победил смерть вначале морально, а потом и физически – пошел на поправку. В Москве ему сделали сложную операцию. Он выздоровел, окончил педагогический институт, стал учителем истории, защитил диссертацию. Мы долгое время дружили семьями. Так я на практике еще до выбора своей будущей профессии убедилась в целительной силе арт-терапии, которую в дальнейшем успешно применяла в своей работе.

С такими концертами мы, школьники, выступали перед фронтовиками и после окончания Великой Отечественной войны. Обычно встречи эти проходили в клубе им. Лобкова, где я читала произведение К. Симонова «Рассказ о спрятанном оружии»:

«Они валялись на полу,

Холодном и пустом.
Две одиночки дали им,
Двоим на всю тюрьму,
Чтоб в одиночестве они
Припомнили о том,
Известном только им двоим
И больше никому...
А чтоб помочь им вспоминать,
Пришлось топтать их и пинать,
По спинам их гуляли
Дубинки и ремни,
К ним возвращалась память, но
Они не вспомнили одно:
Где спрятано оружье -
Не вспомнили они».

Я была совсем юной, когда учила это стихотворение, но я до сих пор его помню. То, что мы заучили в детстве, остается навсегда. И не забывается.

И в годы Великой Отечественной войны, когда мы выступали в госпиталях, когда выступали перед военными – нас даже в Дом офицеров приглашали, – и после Победы каждому выступлению предшествовала репетиция, проходившая или в школьной, или в детской библиотеке. Потом обязательно собиралось жюри, которое смотрело, слушало, выбирало. Для фронтовиков все должно было быть на уровне! Только после строгого отбора мы участвовали в концертах. В концерте принимали участие не одна школа, а несколько лучших. В то время девочки учились отдельно от мальчиков. (Ред. Раздельное обучение было введено в 1943 году и существовало до 1954/55 гг.) Это было, когда я уже после начальной школы пошла в школу № 38. С разными школами у нас были разные отношения.  Вот школа № 64 – с ними мы соперничали, а с 37-ой – дружили. У нас даже там был совместный драматический кружок имени Горького. И мы там принимали участие в спектаклях, пьесу «На дне» ставили. Благодаря литературе в школе, книге в библиотеке мы когда-то познакомились и подружились. Не теряли дружбу даже тогда, когда разъехались. Даня Голубев вернулся в Ленинград, стал врачом-психиатром. Я иногда встречалась с ним на научных конференциях и съездах в столице. Юра Сосновский вернулся в Москву, окончил Театральное училище им. Щукина и был ведущим актером Московского ТЮЗа. К сожалению, он рано ушел из жизни. Со школьными друзьями у меня сформировались изумительные отношения, которые мы пронесли через всю жизнь.

 

Книга в моей работе

 

С самого детства и до сего дня меня по жизни сопровождают книги Пушкина. Я и в институт поступила опять же благодаря Александру Сергеевичу Пушкину. В 1951 году я поступала в Омский медицинский институт им. М. И. Калинина. Конкурс был 5 человек на место. Я все экзамены сдала, и химию, и физику, все, все сдала. И оказалось, что мне для зачисления не хватает одного балла. Зав. кафедрой латыни и русского языка Липорский говорит: «Не пройдете,  Дворкина.  Дворкина?… Вы на радио не читаете? Проходил конкурс к 150-летию Пушкина, там Вы читали?» Я говорю: «Да». «А Вы можете прочитать что-нибудь?» «Да, – говорю. «Подождите, приглашу профессоров Рабиновича, Винникова и Виккера». (Ред. Марк Соломонович Рабинович – хирург, зав. кафедрой хирургии Омского мединститута, организатор омской службы скорой помощи. Моисей Эммануилович Винников - доктор медицинских наук, зав. кафедрой госпитальной терапии, заместитель директора Омского медицинского института. Яков Львович Виккер – доктор медицинских наук, зав. кафедрой психиатрии и медицинской психологии).

Вот они пришли, сели в актовом зале, где проходили экзамены. Я встала, как говорится, в театральную позу, как актеры-вахтанговцы учили, и прочитала:

«Она его не подымает….

И, не сводя с него очей.

От жадных уст не отымает

Бесчувственной руки своей…

О чем теперь ее мечтанье?

Проходит долгое молчанье,

И тихо наконец она:..»

и так далее. Там много текста, но я прочитала все. Липорский поднялся и говорит: «Вы приняты на лечебный факультет».

Это 51-й год, а в 57-м я институт окончила.. В институте у нас драм. кружок был. Там я играла в пьесе Арбузова «Таня». ( Ред. А.Н. Арбузов. «Таня». Драма в 2-х частях и 8-ми картинах, 1938 год). Вся профессура наших кафедр обязательно приходила на эти вечера и сидела на первом ряду. Это пример того, какое к нам было уважение. И с таким же уважением относились и мы к преподавателям.

 

Еще, будучи в институте на пятом курсе, я заинтересовалась психиатрией и пошла в кружок психиатрии. Может быть, сыграло роль то, что мы жили на ул. Степной и Мичурина, проходили мимо огороженной забором больницы, видели страдальческие лица людей, ходящих во дворе. После окончания института на распределении в горздравотделе меня спросили: «Где бы Вы хотели работать?» Я ответила: «В психиатрическую больницу пошла бы». Они: «Как?!! Почему?!!» Я говорю: «А меня очень интересует это направление». «Ну, что же, – говорят, – ладно». Так я стала работать в Омской психиатрической больнице. Потом на два года снова стала студенткой - закончила клиническую ординатуру. Меня опять в горздрав вызвали и говорят: «Вы знаете при поликлинике надо открывать кабинет психотерапевта».  Отвечаю: «Я не хочу быть организатором, я хочу быть лечащим врачом!» «Ирина Павловна, надо!» И открыли тогда кабинет на Иртышской набережной, 19 в новой поликлинике (Ред. Ныне филиал Поликлиники № 15). На дверях разместили табличку «Врач-психотерапевт». Но никто не идет. Все в ужасе. Как это «Психотерапевт?!» Выручил профессор Виккер, подсказал: «Ирина Павловна, напишите «Нейрофизиолог». И как пошли, не было отбоя от пациентов. Я согласно нормам должна была 24 человека принять за 6 часов. Все. А там сидит 30, а там еще. Я всегда выходила и говорила: «Я всех приму. Только не ссорьтесь между собой. Пожалуйста, я прошу. Я всех вас приму». Так я стала врачом не просто одной поликлиники, а весь Куйбышевский район обслуживала. Это был первый за Уралом психотерапевтический кабинет при поликлинике. Работала я там с 1962 по 1972 годы. Все это время много специализировалась. Ездила в институт Бехтерева (Ред. Санкт-Петербургский научно-исследовательский психоневрологический институт имени В.М. Бехтерева). Слушала лекции Случевского, Кабанова (Ред. Измаил Федорович Случевский – советский психиатр, доктор медицинских наук, профессор, основатель научной школы. Модест Михайлович Кабанов – директор Санкт-Петербургского научно-исследовательского психоневрологического института им. В.М. Бехтерева).

Когда возникла необходимость открыть дневной стационар и ночной профилакторий на 15 мест для больных из района (которым негде было жить), выбор опять пал на меня. «Открывайте. У Вас уже есть большой организаторский опыт. Сумеете подобрать нужные кадры». Это сейчас – диспансер. А тогда мы въехали в здание жилого помещения и три месяца перестраивали и оборудовали 5-й этаж в палаты и комнаты отдыха. Поработав хорошенько вначале прорабом этого объекта, я потом на 10 лет стала заведующей отделением дневного стационара и ночного профилактория.

Потом неожиданно из Санкт-Петербурга, а тогда еще Ленинграда, поступило предложение открыть в городе «Телефон доверия медико-психологической помощи». Опять ко мне: «Поезжайте, посмотрите, как сделать». Посмотрела и вскоре в Омске на ул. Красный Путь, 20, заработал круглосуточный бесплатный «Телефон доверия медико-психологической помощи». Дежурили там обязательно врач-психиатр, врач-невропатолог, консультант обязательно с юридическим образованием. И еще по четвергам с нами дежурил священник. Иногда, чтобы снять у звонившего человека угнетенное состояние или излишнее эмоциональное напряжение, приходилось читать стихи.

 

Параллельно с работой я более 10 лет преподавала в Омской высшей школе милиции судебную психиатрию для заочников. Для восприятия лекции не из легких. И в этой моей работе мне помогало знание поэзии и литературы. Однажды начальник школы, генерал Иван Романович Алексеев, заинтересовался, почему у меня на занятиях 100% явка. И со словами: «Так не бывает. У других не ходят, а на ваши занятия ходят все?» – пришел на очередную лекцию. Пришел, посидел, послушал и говорит: «А… Вы читаете Пушкина. Вы читаете Есенина. Вы сопровождаете все свои лекции литературными моментами, тем, что оживляет их». В любой работе важно помнить пушкинские строки:

«Поэзия, как ангел-утешитель

Спасла меня, и я воскрес душой».

В 1982 году стали создавать целую службу, называемую «Социально-трудовая реабилитация», для людей, которые уже на выходе из состояния болезни и должны вновь приспособиться к жизни в обществе. Их нигде не принимали на работу, как увидят диагноз «Психиатрия» – нет, нет, ни в какую не берут. И я вот стала заместителем главного врача по социально-трудовой реабилитации. Лечили мы своих пациентов эстеткульттерапией, физиотерапией и физкультурой. Все было достойно. К нам за опытом из других городов приезжали.

Когда я стала приближаться к пенсионному возрасту, то получила предложение работать консультантом при областном диспансере. Больных привозили из всех районов области. Случаи были разные. Одна 10-классница, отличница из Исилькульского района, писала сочинение. И что-то там не получалось на «отлично». Учительница подошла и сказала: «Ты не раскрываешь тему». Ученица вскрикнула: «А-а-а!» и  потеряла голос. Всё, голоса нет. И туда, и сюда, и к лор-врачу, и в областную клиническую больницу. Оттуда отправили к нам на консультацию психотерапевта. Я посадила ее в кресло, ввела аутотренинг и говорю: «Я сейчас досчитаю до 10, и Вы громко скажите: «Раз, два, три, четыре, пять, я иду гулять!» Когда я закончила считать, девочка громким голосом все повторила. То есть вот он результат. Не надо никакого лекарства. Слово – мощный физиологический и лечебный фактор.

Последние 5 лет перед пенсией мне как консультанту приходилось работать с разными сложными случаями и иногда встречаться с такими интересными людьми. Среди моих пациентов была Маргарита Назарова – укротительница тигров, находившаяся в Омске на гастролях. (Ред. Маргари́та Петро́вна Наза́рова (1926-2005) — советская актриса цирка и кино, дрессировщица тигров, народная артистка РСФСР). И вдруг звери перестали ее слушаться. Она боялась входить в клетку, потому что они ей прокусили плечо. И то же консультант был нужен. Тогда директор цирка Цукерман обратился ко мне. (Ред. Михаил Семенович Цукерман был директором Омского цирка с 1975 г. по 1995 г.). За мной прислали машину. Я приехала и у нас беседа с артисткой шла больше 2-х часов. Нашли причину, по которой укротительница потеряла уверенность в себе. А звери это сразу почувствовали, они лапы пустили в ход, стали кусаться. А это не котята ведь – тигры. Обширные знания и опыт работы по оказанию экстренной помощи по «телефону доверия» помогли разобраться в случившемся. Через несколько занятий к укротительнице вернулась прежняя сила воли, и животные вновь стали повиноваться. Другой мой незабываемый пациент – Валерий Ободзинский (Ред. Вале́рий Влади́мирович Ободзи́нский (1942 — 1997 г.) — популярный советский эстрадный певец, тенор, Заслуженный артист Марийской АССР). Он приезжал в Омск с концертом. Лечить его пришлось от самой распространенной болезни популярных артистов – злоупотребления спиртными напитками. Назначили лечение, условия ему создали прекрасные и через неделю правильного лечения ситуация выправилась. Подошло время концерта, певец волнуется, спрашивает: «Ирина Павловна, а вдруг я выйду на сцену и забуду слова!» Отвечаю: «Вы не волнуйтесь. Я буду сидеть на первом ряду. Вы будете петь сегодня только для меня. Представьте, что никого в зале нет, мы с вами одни, тет-а-тет. Пойте мне. Не бойтесь». Он вышел и как запел. Боже, как ему аплодировал зал и я вместе со всеми.

Когда мне исполнилось 55 лет, я из психиатрии решила уйти. Это такое напряжение, всего не расскажешь. Работа нередко с риском для жизни. В Нефтяниках мы оказывали помощь группе наркоманов, один из них уже умирал. На «Скорой помощи» мы приехали к ним, а там болото какое-то полузамёрзшее, какие-то хибары страшные, собаки. Мы зашли в домик, оказали необходимую помощь больному. Выходим, а дружки его говорят: «А мы вас не выпустим и сейчас собак на вас натравим!». И отвязали собак. Псы на нас. В бригаде «Скорой» был изумительный фельдшер, бывший военный. Он говорит: «Вы тихонечко идите, а я сейчас…» Схватил, висящее на стене коромысло, и пока он собак отгонял, я успела выскочить за калитку. Однако от собак не убежишь – они нас загнали в болото. Пришлось идти по пояс в воде... И стреляли в нас из подвалов, когда надо было госпитализировать больных с белой горячкой или острым психозом... Просто я хочу сказать, что должно быть уважительное отношение к врачам-психиатрам и психотерапевтам. Потому что они подвергаются всему, в том числе и агрессии со стороны пациентов.

После выхода на пенсию я 7 лет до 1990 года работала в санатории-профилактории завода им. Баранова. Занималась особым направлением психотерапии – арт-терапией. Арт-терапия это терапия не только медикаментозная, но это музыкотерапия, это поэзиотерапия и это лечение через живопись (Ред. Арт-терапия - это вид психотерапии и психологической коррекции, основанный на искусстве и творчестве). В профилактории был оборудован отличный кабинет. Здесь мне особенно пригодилось в работе знание литературы. Работа была в удовольствие и мне, и отдыхающим. Часто напоминала им полные оптимизма пушкинские строки:

«Если жизнь тебя обманет,

Не печалься, не сердись!

В день уныния смирись:

День веселья, верь, настанет.

Сердце будущим живет;

Настоящее уныло:

Все мгновенно, все пройдет;

Что пройдет, то будет мило».

 

Книга в личной жизни

 

Начитанность сыграла колоссальную роль и в моей личной жизни. Когда повзрослела, у меня появились особенные требования к молодым людям, которые за мной ухаживали. Поклонники были, особенно после того, как я на концерте в речном училище, расположенном рядом с музыкальным театром, прочитала монолог Марины Мнишек. (Ред. Омское командное речное училище имени капитана Виктора Ивановича Евдокимова ранее располагалось в районе музыкального театра на ул. Рабфаковская, 1. Ныне улица не существует). Я была спортивной девушкой, много занималась водным спортом. В училище была яхта «Вега», на ней мы учились ходить под парусом. Через некоторое время после концерта мы пришли к ребятам-курсантам – хотели на яхте пойти по Иртышу – смотрим, а на борту вместо «Вега» написано «Пани Ирэн». Образ полячки и мой образ, соединившись, воплотились в название судна. Красивый поступок – как признание в любви.

 

Но обратила внимание я на другого человека, студента автодорожного института. Когда он начал за мной ухаживать, некоторые книги было очень сложно купить в магазине или взять в библиотеке. А в то время мне очень хотелось прочитать книгу Симонова «Пять страниц». (Ред. Поэма «Пять страниц» впервые была опубликована в журнале «Знамя» в 1938 году № 12). Я ему пожаловалась: «Мне так бы хотелось, но нет…» Что вы думаете, под Новый год он пришел к нам в гости с подарком. Принес большое яблоко («яблоко любви», как сказал потом) и толстую ученическую тетрадь в корочках, в которой от руки хорошим почерком была переписана книга «Пять страниц» Константина Симонова. Поступок оказался судьбоносным – я стала его женой. В людях меня привлекала всегда не внешность, а вот этот интеллигентный образ. Спрашивали: «Ну, что ты уже нашла там?» А ведь глаза другие. И само содержание другое. Это держит. В моей жизни это была единственная любовь. Единственная.

По собственному опыту знаю, что книга, а особенно если это произведение Пушкина, найдет ключик к любой душе.

В 1978 году вместе с группой медицинских работников я была за границей в Германии, в Веймаре. (Ред. Веймар – город окружного подчинения в Германии, в федеральной земле Тюрингия.) В музее Гете вела у нас экскурсию баронесса фрау Валентина. Немцы они же вообще люди сдержанные. Она в автобусе предупредила: «Рядом со мной никто не садитесь. И сзади то же». Во время экскурсии в музее она спрашивает: «А может кто-нибудь знает что-нибудь из стихов Гете?» Я стала читать:

«Горные вершины

Спят во тьме ночной;

Тихие долины

Полны свежей мглой;

Не пылит дорога,

Не дрожат листы…

Подожди немного,

Отдохнёшь и ты».

Она говорит: «О, слушайте!» Коллеги говорят: «Она еще читает Пушкина, 8 главу «Онегина». Баронесса предложила: «Пройдите на сцену!» А там театр небольшой, семейный. Представляете, с какой радостью я вышла на сцену дома, где жил Гете.

«Онегин, помните ль тот час,

Когда в саду, в аллее нас

Судьба свела, и так смиренно

Урок ваш выслушала я?»

И прочитала полностью эту главу. Когда мы садились в автобус на обратном пути, фрау сказала: «Присаживайтесь рядом со мной». Знание литературы растопило и такую чопорную душу. Недавно я читала «О вечном» Николая Рериха, где он пишет, что мир спасет культура, доброта и любовь. Этот пример как подтверждение. Вот именно культура – как мостик к взаимопониманию.

На протяжении 25 лет с 8 января 1972 года я состояла в обществе «Знание». У меня было несколько лекций, с которыми я выступала перед слушателями: «Психологический климат в коллективе», «Культура поведения. Эстетика», «Медицинская деонтология». Уже около 20 лет я являюсь активным членом омского клуба пушкинистов «Надежда» (Ред. В 1994 году в Омске было создано Пушкинское общество. Позже от него отделились клубы пушкинистов «У Лукоморья» и «Надежда».) И сейчас я стараюсь пополнить свои знания.

 

Я глубоко убеждена, если у тебя за спиной есть особый запас знаний, культуры и литературы, то ты всегда будешь приемлем. И, в частности, как пушкинистке мне всегда была открыта зеленая дорога. Всегда, везде! В год 200-летия со дня рождения Пушкина я приехала в Санкт-Петербург к внуку. Решили сходить в музей поэта на Мойке. (Ред. Мемориальный Музей-квартира А. С. Пушкина на набережной Мойки, 12). Билетов нет! Внук подошел к администратору, говорит: «Тут ко мне в гости приехала бабуля из Омска. Она врач и еще она пушкинистка». «Сколько вам билетов?» И нас приняли, и провели на экскурсию. Зашли мы в кабинет Пушкина – книги, книги, книги! Экскурсовод спрашивает: «Может быть, кто-то знает стихи Пушкина наизусть?» Молодежь стоит, молчит. Пришлось выручать:

«Брожу ли я вдоль улиц шумных,

Вхожу ль во многолюдный храм,

Сижу ль меж юношей безумных,

Я предаюсь моим мечтам.

Я говорю: промчатся годы,

И сколько здесь ни видно нас,

Мы все сойдем под вечны своды –

И чей-нибудь уж близок час…

И пусть у гробового входа

Младая будет жизнь играть,

И равнодушная природа

Красою вечною сиять».

Сотрудник музея говорит: «Слушайте! А что Вы хотели, вот что бы Вы хотели?» Я говорю: «Разрешите мне пройти за ленточку-ограждение и подержаться за край стола Пушкина». Мне не только разрешили, но и подарили на память медаль с изображением моего любимого поэта. Это такой подарок неповторимый!

 

Сейчас с высоты прожитых лет хочу еще раз подчеркнуть, что очень много для меня, для нас сделала библиотека. Именно раннее посещение библиотеки. Очень важно получить нужные знания, когда ты еще формируешься. И сегодня я бываю в библиотеках, вот, в частности, в библиотеке им. Олега Кошевого или в библиотеке на ул. Красный Путь, 81 (Ред. Областная библиотека для детей и юношества). Там заходишь в зал – мамочки сидят со своими маленькими детками. Малышам 4-5 лет, они с низеньких полочек берут, открывают и листают книги. Я сразу вспоминаю себя. Думаю, вот откуда все идет – образование, культура, наука. Получается не только любовь, но и книга – источник будущего счастья. Откуда мы становимся образованными, мудрыми, учеными, знаменитостями – только от книги. И я очень советую всем: и родителям, и детям – обязательно нужно с библиотекой иметь контакт. Обязательно.

Что касается меня, то я до сих пор чувствую себя в библиотеке как в храме ума, душевной доброты и красоты.

25 апреля – 13 июня 2012 года, г. Омск.