Первый начальник Омской области

Жил и служил истине. Не думал о стяжании.

Долгу и чести не изменял. Имя Броневского

связано с целым рядом полезных

и добрых дел, стало в Сибири народным.

Из некролога.

(Газета «Санкт-Петербургские ведомости», № 52, 1858)

Активная и плодотворная жизнедеятельность видного российского государственного военного деятеля Семена Богдановича Броневского приходится на первую половину 19 столетия. Времена, когда Сибирь вступала в «новый период» своего исторического развития. Из почти тридцатилетнего пребывания на «государевой службе» в «местах не столь отдаленных», четверть века он провел в Омске. На его долгом, по тем житейским меркам, веку сменилось пять российских «самодержцев»-императоров. Военно-административная и политическая деятельность Броневского была наполнена многими знаменательными – и не только в плане личном – событиями. Но, к сожалению, биография этой исторической личности все еще не стала предметом специального научного или популярного исследования. В отечественной журнальной периодике прошлого столетия – да и то посмертно – был опубликован лишь небольшой фрагмент из обширных записок – воспоминаний, главным образом, о его досибирской жизни. Учебе в кадетском корпусе и некоторых эпизодах Кавказской войны. И в начале нынешнего века Н. Н. Кузьмин в своих очерках о прошлом Сибири использовал его мемуары. В современном фундаментальном обобщающем научном труде «История Сибири» о Броневском упоминается лишь в именном указателе. Был, мол, такой генерал-губернатор Восточной Сибири. А в недавно изданном «Омском историко-краеведческом словаре», наполненном именами людей, не имеющих непосредственного отношения к местной истории, о первом администраторе и организаторе Омской области вообще ничего не сказано. Оно и понятно. В советской историографии не последнюю роль играли мотивы идеологического порядка. Не только Броневский, но и другие исторические личности, чья сословная принадлежность и статусное положение в государственной системе были далеки от «пролетарско-крестьянского» происхождения, все эти царские генералы и казачьи атаманы являлись «фигурой умолчания». А если и упоминали по необходимости, то, главным образом, в плане негативном, умалчивая о позитивном общественном бытии и полезных деяниях некоторых исторических личностей, принадлежавших к «привилегированным сословиям».

Зато в биографических исследованиях «шибко партийных» – как выражались омичи моего поколения – историописателей, при отсутствии подлинных документов о биографических фактах и событиях некоторых «субъектов исторического процесса» стал широко применяться метод агиографии. Этакие легендарные «жития святых»-великомучеников за утопическую коммунистическую идею. «Со святыми упокой, человек-то был какой!».

Известная формула – «никто не забыт и ничто не забыто» – есть, прежде всего, императив нравственный. Применительно к историко-биографическим следованиям он еще и предполагает бережное отношение к исторической памяти о позитивных деяниях предков – личностях или просто «субъектах исторического процесса». Вне зависимости от их сословно-классового положения.

Еще в начале 60-х годов, занимаясь выявлением документальных материалов по истории Омска в центральных и местных архивах, я, естественно, встречал в них и имя Броневского. В ту пору у меня еще было намерение писать, его биографию. Работая в рукописном отделе Ленинградской публичной библиотеки, я снял для себя копии некоторых страниц его воспоминаний о службе в Омске. И даже пытался в подготавливаемом мною источниковедческом труде – сборнике документов по истории города к 250-летию Омска опубликовать небольшой фрагмент его рукописи. Но этот вполне безобидный в идеологическом смысле бытовой отрывок – как, впрочем, и многое другое – был изъят из сборника.

Февраль нынешнего года знаменателен крайними датами его жизнедеятельности. 3 (16 февраля н. с.) исполнилось 212 лет со дня рождения. А 18 февраля (2 марта н. с.) – 140 лет со дня смерти. Именно в этой связи – стремление спасти от забвения историческую личность – мы и приводим здесь некоторые «штрихи к портрету» Броневского. Судьба которого была связана с Омском. К тому же нынешний год знаменателей еще и 175-летием Омской области.

Как любят говорить историки, «время созрело» для освещения многих тем, в том числе и в биографическом жанре. Хотелось бы надеяться, что со временем появится биографический очерк о Броневском, в котором его деятельность и индивидуальность будут адекватно объяснены «академически», науковедчески, что называется, в системе трех «координат»: предметно-логической, социально-исторической, личностно-психологической. Документы в архивах есть. Было бы желание исследователей. А пока в предлагаемом вниманию читателя очерке приведем наиболее значимые факты биографии этой незаурядной личности.

3 февраля 1786 г. у помещика Болевского уезда тульского дворянина Богдана Броневского родился сын. Поскольку по православному месяцеслову отмечался день святого Симеона Богоприимца, то нарекли мальчика старым, народным именем Семен. Его отец, отставной прапорщик лейб-гвардии Преображенского полка, в то время служил советником Тверского губернского правления. Вскоре в семье появился и другой сын – Николай. Забегая вперед, скажу, что оба они стали генералами. Первоначальное образование мальчики Сема и Коля получили в Тверском дворянском училище. В начале 1799 г., на рубеже двух веков, тринадцатилетнего дворянского недоросля Семена родитель определил сначала в Шкловский кадетский корпус. Известную роль в выборе этого учебного заведения, а следовательно, и будущего военной профессии, сыграли сословные представления отца, бывшего гвардейского служаки, о том, что «служба со шпагой» в дворянском обществе почиталась выше цивильной «службы с пером». Дальнейшее пребывание С. Броневского в Гродненском кадетском корпусе не представляет особого интереса. Отметим лишь одно высказывание инспектора классов о том, что Семен, подобно другим известным военным деятелям, «не блистал успехами в науках». Но, как свидетельствует жизнь, не все «первые ученики» становятся первыми и на служебном поприще. Особенно на службе военной.

Осенью 1803 г., по прошествии полного курса обучения, он был выпущен в армию с присвоением унтер-офицерского звания – прапорщик. Служебное назначение получил на Кавказ, в действующую армию. В знаменитый Нижегородский драгунский полк, квартировавший на пограничной линии в городе Екатеринодаре. Таково «стартовое» начало военной карьеры «безусого прапора» – сразу в боевую обстановку. Словом, начинал не в каптерке, «с пером за ухом», как раньше выражались, что в переводе на армейский жаргон моего времени означает – «не в придурках».

Шефом Нижегородского драгунского полка, именуемого в дореволюционной военной истории не иначе как «гордость и радость нашей кавалерии», в то время был другой, не менее известный военачальник, генерал-лейтенант Г. И. Глазенап.

Послужной список Броневского отразил этапы Кавказской войны. Он участвовал и в Кабардинских экспедициях, и в Дагестанском походе, при покорении горцев Дербентского и Кубинского ханств, в осаде и взятии города Баку осенью 1806 года... Храбрый унтер был замечен и представлен к первому обер-офицерскому чину подпоручика. А когда Глазенапа назначили Командующим Кавказской пограничной линией, он, учитывая одобрительную аттестацию Броневского как думающего, исполнительного и расторопного офицера, взял его к себе вторым адъютантом. Дальнейшая служба Броневского протекала в штаб-квартире командующего – пограничной столице кавказской линии Георгиевске. Напомним, что именно в нем еще в 1783 г. был подписан договор о дружбе между Грузией и Россией. О том, что Грузия перешла под покровительство России.

В Георгиевске, под руководством Глазенапа, Броневский и осваивал азы штабной работы. Входил во вкус той административно-письменной деятельности, без которой во все времена не обходится управление войсками.

Броневский – выдвиженец Глазенапа. При всех служебных перемещениях генерал неизменно брал с собой любимого адъютанта. О своем «отце-командире» Броневский оставил положительные воспоминания, в том числе внеслужебного характера под заголовком – «Глазенап и мое семейство». Он обладал таким редким свойством характера, что и все последующие «первые лица» Сибири – генерал-губернаторы Сперанский, Капцевич, Вельяминов «были к нему милостивы». И даже наезжая в столицу по делам службы, он, несмотря на свой «мелкий чин», сумел расположить к себе военного министра Аракчеева и его преемников. В Сибирь подпоручик Броневский попал в 1808 г. Все в том же качестве – адъютант Глазенапа. Будучи его доверенным лицом, находясь, что называется, «на службе и в услужении». Генерал был уже в том возрасте, когда других отправляли в отставку. К тому же на Кавказе у него были «трения» с «верхним» командованием – генералом Гудовичем. Вот его и «кинули» в нашу «тьмутаракань» в качестве инспектора Сибирской пограничной линии. Заметим, что и здесь у Глазенапа не сложились отношения. Вел «бумажную войну» с сибирским генерал-губернатором Пестелем...

Броневский, занимаясь устройством его нехитрого быта, встретил командующего на пороге генералитетского дома в Омской крепости. В котором ему и суждено было через десяток лет «окончить достославное поприще». Прах Глазенапа в 60-е годы прошлого столетия отвезли в родословное поместье. А тот самый памятник – серый параллелепипед с полустертой надписью, устроенный по подписке сослуживцев Глазенапа, мне доводилось лицезреть еще в довоенные школьные годы. Виднелся за заборчиком против старого здания музучилища, на бывшей улице Костельной. Неподалеку oт нынешнего цветочного павильона. Там же, где покоился прах его предшественника – генерала Шпрингера.

Специфика управления Западно-Сибирской окраиной определялась местными задачами царизма. Прежде всего необходимостью укрепления пограничной линии. Пока в России шел процесс осмысления приспособления политического строя к буржуазным отношениям, в Европе разгорался пожар наполеоновских войн. А поскольку внимание правительства было приковано к европейскому театру военных действий, то с Сибирской пограничной линии к западным границам империи были выведены все регулярные пехотные и драгунские полки. И в этих условиях – ослабления обороноспособности пограничной линии – встал вопрос о мобилизации местного населения на военную службу и формировании новых гарнизонных частей.

Глазенап, как и его предшественники, руководство войсками осуществлял при помощи приказов, команд. «А штабов, – писал Броневский, – никаких не было. Я да три писаря обделывали все предметы, которые ныне производит целый корпусной штаб». И вся инспекторская и пограничная часть лежала на нем. Главная задача Броневского заключалась в разработке штата линейного казачьего войска. С ней он довольно быстро и успешно справился. «Из необразованной толпы казачества» было сформировано 10 полков «на регулярную ногу по образцу улан» с конной артиллерией. С отчетом о проделанной работе курьером проскакал 3 тысячи верст до Петербурга за 11 дней. Граф Аракчеев одобрил его деятельность. 18 августа 1808 г. император утвердил проект и пожаловал войску знамена. По возвращении в Омск состоялось их освящение и вручение полкам.

После церемониала казачки «...попивая винцо, славили Государя». У атамана Телятникова была «...снаряжена пирушка и многие на радостях подкутили...» Поначалу штабс-капитан Броневский был помощником, а после смерти Телятникова в 1814 г. утвержден в атаманской должности. С его именем связаны многие преобразования, происшедшие в войске. Обучение, снаряжение, бытовое обустройство... Он предписывал поднять дисциплину, «держать казаков в границах благонравия, наказывать за пьянство и леность». Приказал истребить винную продажу в местах, «где питейные дома не положены». Особое внимание он уделял подготовке кадров. В полках требовал завести училища, выделяя для них лучшие помещения. Приказал казачьих мальчишек с 7-летнего возраста обучать грамоте, чтобы «не пребывали в шалостях невежества, лености». Под его опекой находилось и омское казачье училище. Ряд указаний посвящен совершенствованию учебного процесса. Его заботами основана училищная библиотека. Бывая с отчетами в Петербурге, он привозил книги, преимущественно религиозно-нравственного и исторического содержания. Словом, говоря языком архивных документов о политическом значении казачьего войска, благодаря Броневскому оно «было выведено из хаотического состояния». В канун Отечественной войны это была единственная кавалерия в Западной Сибири. Она «утвердила порядок и спокойствие» на приграничной территории. Сенатор Корнилов, позднее ревизовавший СКВ, докладывал, что оно «может с полным успехом твердо и навсегда охранять границы Сибири от набегов соседственных народов и облегчить империю от убыточного содержания там регулярных войск». За труды по устройству Сибирской пограничной линии Броневский награжден орденом св. Владимира.

Сенаторы Безродный и Куракин в 1828 г., осматривая войска, нашли в нем «порядок во внутреннем устройстве и хозяйственном заведении». За что Сенатским указом была объявлена «похвала и признательность».

Назначенный на должность сибирского генерал-губернатора М. М. Сперанский летом 1819 г. посетил Омск. Объезжая с Броневским пограничную линию, был «приятно изумлен повсеместным устройством казаков по службе и в быту». Встречаясь с народом, он слышал о Броневском самые добрые отзывы. В том числе от казахских соседей. Тогда же возникла мысль о дальнейшем административно-территориальном обустройстве округов Омской области. Эту работу он и поручил Броневскому. По возвращении в Петербург доложил царю и 14 июня 1823 г. полковник Броневский был утвержден Омским областным начальником с правами военного и гражданского губернатора.

Официальное торжество «открытия присутственных мест» – учреждений Омской области проходило в день празднования святого Михаила Архангела. От центральной власти присутствовал флигель-адъютант императора А. П. Мансуров. По воспоминаниям Броневского, подтвержденным архивными источниками, 8 ноября 1823 г. состоялись парад войск, иллюминация и «угощение народа по обычаю древнему при открытии губернии». Для местного «бомонда» Броневский устроил банкет и бал. Были приглашены казахские султаны и иные «почетные киргизцы». Разработали и областную эмблему, «...выражающую характерную черту народа, обретающегося в Омской области». 8 августа 1824 г. Сибирский комитет утвердил этот областной гepб. В общем, «открыли, отметили и обмыли», вот только с кадрами для этих самых «присутственных мест» у областного начальника была, что называется, «штатная напряженка». Толковые чиновники за годовой оклад на подъем не хотели ехать в Сибирь. А среди тех, кого набрали «с бору по сосенке», попадались неважные работники. Проиллюстрируем характерными примерами пренебрежения служебными обязанностями, выявленными нами из архивного делопроизводства омского городничего. Если кто-то думает, что «медвытрезвитель» при органах милиции «советское изобретение», то глубоко ошибается. Институт этот более древнего происхождения. И во времена Броневского продолжал успешно функционировать. Не будем распространяться об атмосфере и нравах, царивших в областных учреждениях в те времена, но среди разнообразных традиционных пороков, нарушавших ритм работы государственных «присутственных мест», пальму первенства несомненно занимало пьянство. И тут даже такому начальнику, как Броневский, приходилось от бессилия что-либо изменить, закрывать глаза, как ныне выражаются, на «нарушение трудовой дисциплины». Бывало, беспробудное пьянство какого-нибудь чиновника просто парализовало деятельность всего учреждения. В казначействе, суде и других местах подолгу не решались дела – некому было работать. А поскольку назначение и увольнение чиновников в подведомственных Броневскому учреждениях являлось прерогативой областного начальника, а заменить «питуха» было некем, то появлялась на свет бумага такого вот содержания: «Омскому городничему. 7 сентября 1823 г. Отыскать коллежского регистратора Карачинцева, если пьян – вытрезвить и просить его к исправлению должности». Но Карачинцев – это мелкая сошка, «крапивное семя», в канцелярской «табели о рангах» – нижний чин, регистратор «входящих-исходящих». Oт него и решение дел не зависело, а тормозило движение бумаг – «ход дел».

А вот другое послание городничему от 21 января 1824 г. о хроническом запое: «Обретающего в пьянстве присяжного Омского окружного казначейства Черкашенина отыскать, вытрезвить при полиции и прислать на службу в казначейство». И с тех самых пор, как некоторые господа-чиновники «загудели» при «открытии областных присутственных мест», так и приобрели хроническую привычку не просыхать неделями. Работали они в лучшем случае, как сейчас говорят, «до обеда». Ну, разве что переписчики, эти «чернильные души» корпели над беловиками, разбирая начальственные каракули дольше обычного. Не ведаю, какова была стоимость «услуг» – скорее всего, за счет казны, но что в зависимости oт чинов, по «табели о рангах» они были дефференцированны, это мне доподлинно известно. Если, скажем, рядового чиновника бесцеремонно хватали «в стационар» при полиции, «излечивали» и как oгypчика свеженького доставляли «к исправлению должности», то со столоначальниками обхождение, выражаясь гоголевским языком, было «галантерейное». Рискуя утомить читателя, ограничусь лишь одним примером. Это письмо председателя областного суда городничему коллежскому асессору Бардашевичу от 11 января 1824 г.: «Титулярный советник Ширяев, находясь в подгулке, не может исправлять своей должности… приказать приставить к нему в доме господина, исправляющего должность областного прокурора, титулярного советника Захарова полицейский присмотр из трезвых, не допуская до пьянства, дабы он не мог употреблять горячительного напитка тайно. А когда вытрезвится, представить в суд к исправлению должности». Комментарии, как говорится, излишни.

Давно известно, кто хорошо и исправно везет, на того больше и нагpyжают. Вот и в Броневском генерал-губернатор Сперанский разглядел талантливого администратора – человека трудолюбивого, заботливого – «вровень с предначертаниями правительства». И к этой должности – командующего линейным казачьим войском присовокупили другую, не менее хлопотную в организационный период – начальника Омской области. А еще раньше, в послевоенный период, с образованием в 1816 г. очередной структурной единицы вооруженных сил – Сибирского корпуса, его командующий Глазенап привлек Броневского и к этой работе. Дефицит толковых исполнителей был всегда. После смерти генерала Клодта фон Юргенсберга он был назначен еще и начальником штаба Отдельного Сибирского корпуса. Везде безбрежное море неотложных дел. И кругом прорехи – извечные насущные российские вопросы: «Что делать?» и «Где взять деньги?» А Броневский – человек совестливый и обязательный – стремился не столько понукать подчиненных, сколько самому делать многое. На этих трех должностях крутился, как белка в колесе. И так, работая до изнурения, дабы везде и всюду поспеть и устроить в лучшем виде, окончательно выбился из сил и взмолился, чтобы освободили его от должностей казачьего атамана и начальника Омской области. С прибытием на «сибирское дежурство» очередного генерал-губернатора Вельяминова ему пошли навстречу.

Новый хозяин Западно-Сибирской губернии, в противоположность Капцевичу, не пожелал жить в Омской крепости и вновь перевел свой аппарат управления – корпусную штаб-квартиру в более благоустроенный «стольный сибирский город Тобольск». Так после двадцатилетней службы в Омске генерал-майор Броневский очутился в Тобольске. И хотя его освободили от должностей командующего казачьим войском и начальника Омской области, главные и сложные вопросы дальнейшего ее «устроения» внешних округов «повесили» па него.

Одной из главных забот Броневского на посту областного начальника «с правами дивизионного командира» являлось проведение в жизнь административной реформы в так называемых «внешних округах» Омской области. Первый опыт введения «нового порядка управления в степных районах Сибирского ведомства» Броневский осуществил лично при содействии казахских султанов из рода хана Букея.

Хаос, царивший в Среднем казахском жузе (орде – Е. Е.), – междоусобицы феодальных владетелей, взаимные набеги, разбои, грабежи торговых караванов, идущих в Сибирь, тяжким бременем ложился, прежде всего, на народные массы. Все это свидетельствовало о неспособности национальной верхушки без российской помощи и услуг осуществить элементарное административное государственное устроение. Не только воспоминания Броневского, но и многие официальные документы архивных фондов свидетельствуют, что казахские феодалы, как, впрочем, и некоторые киргизские, не раз «плакались в жилетку» омскому начальству с просьбами защитить от «неподвластных единоверцев», прислать войско для их охраны. Словом, искали защиты «с непременным намерением подпасть под владычество Великого Государя императора». Правительство России запрещало вмешиваться в их внутренние дела и раздоры. А брать под свое покровительство только тех владетелей, у которых будет не просто личное желание, но, прежде всего, волеизъявление народа с присягой на верноподданство. Всеми этими дипломатическими и военными делами успешно занимался Броневский. Разрешал прикочевывать в сибирские пределы, отводил земли, развивал приграничную торговлю, защищал от набегов...

В связи с неоднократными обращениями к правительству России «многочисленных почетных киргиз» (казахов – Е. Е.) об устройстве органов управления на основе «Устава о сибирских киргизах» Броневский в 1824 г. лично возглавил экспедицию по организации Кар-Каралинского внешнего округа. Был устроен окружной приказ – учреждение, ведавшее судебными, полицейскими и финансовыми делами. Проведены выборы старшего султана, заседателей, волостных старшин. По просьбам «почетных киргизов», также желавших «приобрести спокойствие и тишину», он снаряжал множество мелких казачьих отрядов в различные волости. Все это имело «успех и благотворное влияние на Среднюю орду». В бытность правления Броневского было организовано несколько внешних округов с учреждением местной администрации – приказов. Как и при открытии «присутственных мест» Омской области, и здесь мероприятие сопровождалось торжествами, приведением администрации к присяге, раздачей подарков и наград, устройством угощения и байгой но казахскому обычаю. Многие поселения при окружных приказах, казачьи станицы, возведенные русскими отрядами, впоследствии превратились в города. Вот только со временем некоторые «национальные по форме» правители забыли, кто им «строить и жить помогал». Попутно замечу, что еще в 60-е годы из некоторых казахских учреждений обращались ко мне с просьбами помочь выяснить обстоятельства возникновения и имена основателей городов. И мною были выявлены и введены в научный оборот документальные материалы о времени, обстоятельствах основания Кокчетава, Акмолинска и именах их первооткрывателей.

Мы не рассматриваем здесь дальнейший период его службы за пределами Омской области. Отметим лишь, что осенью 1834 г. он «пошел на повышение», сменив на посту генерал-губернатора Восточной Сибири Н. С. Сулиму, назначенного на должность командира отдельного Сибирского корпуса, штаб-квартира которого находилась в Тобольске. Но это уже, как говорится, «другая жизнь и берег дальний»... Там иркутские историки-летописцы по архивным материалам генерал-губернаторского фонда осветят его деятельность. Поскольку в научной монографии Ф. А. Кудрявцева и Г. А. Вендриха «Иркутск. Очерки по истории города» имя Броневского также не упоминается. Хотя там есть даже глава: «Царская администрация в Сибири». Уже, будучи в должности начальника Восточно-Сибирского края, получил он очередное повышение – чин генерал-лейтенанта, в прошлые века традиционно царские наместники обустраивались на житье в столицах. А когда хозяина долго нет дома, дела приходят в упадок. Так генерал-губернатор Пестель умудрился 8 лет – писал Броневский – руководить Сибирью, не выезжая из первопрестольной. Остряки шутили – «у него зрение хорошее, из Петербурга до Камчатки видит, как там дела идут».

В эпоху Николая I усиление принципов самодержавия выражалось в централизации управления. Особенно на отдаленных от столицы окраинах империи. На должность генерал-губернатора назначались только с «высочайшего повеления» лица, лично известные царю, потомственные дворяне, принадлежавшие к первым четырем классам но «Табели о рангах». Именно таким человеком был и Броневский. Он выгодно отличался от многих сановников своей деловитостью, честностью, исполнительностью.

В отличие от военного Омска Иркутск времен правления Броневского развивался как административный и торговый центр Восточной Сибири. Там верховодили богатые торговцы. Но и на новом месте он, что называется, «пришелся ко двору». Как и его предшественники, отбывавшие дежурство 2-3 года и возвращавшиеся в столицу, Броневский тоже стремился вернуться поближе к отчим краям.

В столице у него жила 80-летняя старуха-мать и учились сыновья. Семен Богданович неоднократно просил императора перевести его из Сибири куда-нибудь в европейскую часть России. Но и в те времена был дефицит толковых, трудолюбивых администраторов. Столичные учреждения всегда были завалены жалобами из Сибири на «царских сатрапов». Мздоимство, самодурство, взяточничество и т п. Император приказал навести справки о службе Броневского. В инспекторском департаменте никаких «проколов» не обнаружили. На очередную просьбу о переводе при личной аудиенции царь сказал: «Ты хочешь оставить службу в Сибири? Послушай меня, поезжай опять туда. Ты хорошо знаешь край и тебя все любят...». О родственниках обещал позаботиться.

В Иркутске он пробыл до 1837 г. Как говорится, «не было бы счастья, да несчастье помогло». Упал с лошади. Стал прихварывать. Вошли в положение – освободили от должности Восточно-Сибирского генерал-губернатора. Но карьера его на этом не закончилась. Государственный муж, за плечами которого был огромный опыт практической работы по управлению таким огромным краем, как Сибирь, он был определен в высший административный орган – Правительствующий Сенат. Не в пример другим отставникам – представителям высшей бюрократии, «утомленным службой», а посему мало интересовавшимся делами государственными и «выслушивающим доклады почти безмолвно», Броневский на этом поприще проявлял себя довольно активно. Был «первоприсутствующим» сенатором в 4-м департаменте, ведавшем апелляционными гражданскими делами, а затем и в Межевом. Рассматривал отчеты с мест, делился опытом, давал экспертные оценки на разного рода «прожекты, до Сибири касающиеся». В петербургский период наступило «время собирать камни». Сенатор занялся мемуаристикой – подведением итогов пережитого. После него остался довольно объемистый рукописный фолиант «Записок...» так и не доведенных автором до конца.

Ему уже шел 72 год... Скончался Семен Богданович 14 февраля 1858 г. Похороны состоялись в Петербурге. Свое последнее пристанище обрел он на Митрофаниевском кладбище, куда 18 февраля проводили его родственники и друзья.

Взгляд с исторической дистанции на деяния Броневского позволяет нам сделать общее заключение о том, что он был одним из видных представителей своего класса и времени. Прежде всего, – талантливый администратор, исполнитель-практик предначертаний правительства и самого императора. Этим и обусловлено его карьерное продвижение в ряды высшей бюрократии государства.

Почитай, полвека минуло после смерти первого омского областного начальника и командующего СКВ, пока имя его увековечили в уличном варианте.

С приходом железной дороги в Омск активизировалась застройка пристанционного Атаманского хутора. Как грибы после дождя вдоль Семипалатинского тракта вырастали улицы, получавшие имена войсковых атаманов: Телятникова, Волошина и других. Не забыли и нашего героя, стоявшего у истоков государственного устроения СЛКВ. Одна из новых улиц с полусотней домиков в дореволюционный период носила имя – Броневская.

И завершая это краткое повествование о заслуженном сибирском администраторе, возвратим читателя к началу. Тому эпиграфу, в котором как бы сконцентрирован итог его жизни. Добавим лишь высказывание его современников о том, что «... он с редким вниманием заботился о самых отдаленных частях Сибири. Поэтому сибиряки – от чиновника до полудикого киргиза и поселенца – его глубоко любили и нелицемерно уважали». О его последователях так не отзывались.