«Се язъ Иванъ Дмитриевъ сынъ, а по прозванию Бухолцъ»

Многие вещи нам непонятны не потому, что наши понятия слабы, а потому, что вещи сии не входят в круг наших понятий.

Козьма Прутков.

Фраза, вынесенная в заголовок, есть русская трехэлементная антропонимическая формула.

Среди законодательных актов петровской эпохи, посвященных самым разнообразным, скажем так, «отраслям народного хозяйства», есть и уточняющий правила представления личности в документах.

Стремясь и здесь навести относительный порядок, царь издал указ:

«...впредь всех чинов людям к Великому государю в челобитных и отписках и в приказных и домовых, во всяких письмах (то есть в официальной и частной переписке – Е. Е.) писаться целыми именами с прозваниями. И вместо холопов именоваться рабами».

Именно такая узаконенная формула содержится в донесении Петру I, посланном 11 октября 1716 года « из полков с усть Оми реки». В нем после царского титула следует: «...раб твой Иванъ Бухолцъ челом бьетъ». И подпись – «Иванъ Бyхолцъ», подполковникъ».

Однако, прежде чем излагать антропонимический аспект проблемы о том, как в современных публикациях на русском языке следует правильно писать фамилию основателя Омска, необходимо остановиться на общих вопросах, без уяснения которых невозможно адекватное восприятие истории происхождения русской фамилии вообще и Ивана Дмитриевича в частности.

В любой отрасли науки, в том числе и в такой дисциплине, как историческая антропонимика, современное отражение знания предполагает, прежде всего, профессионализм исполнителя работы, владение проблематикой и методами ее решения. Я уже не говорю о лингвистическом умении прочесть текст.

Без знания графики, «палеографических примет», характеризующих рукописные памятники письменности, невозможно не то чтобы правильно прочитать фамилию, но и дать подлинно научное объяснение. Словом, правильное чтение – предпосылка для последующего их использования в качестве исторических источников.

Таким образом, подход к решению антропонимической «проблемы Бухолца», и не только в смысле прочтения фамилии, проведен мной тому уже более тридцати лет назад не по-дилетантски, формально, а в системе научных знании.

Начнем, как говорится, «от печки».

Лингвистический разнобой в написании наименований, скажем так, различных «агентов исторического процесса» существует с тех самых пор, как на Руси пошло «офамиливание» народа. А, поскольку человек жил в системе государства, то их взаимоотношения строились на правовой юридической основе. И государственная делопроизводственная практика феодальной эпохи донесла до наших времен сведения о том, как на почве этой самой поливариантности в написании личных имен возникали разного рода конфликтные ситуации. И том числе и судебные тяжбы. Приходит какой-нибудь «сын боярский» к властям «в контору» решить вопрос о своих наследственных правах на имение покойного родителя. А там чиновник, этакий «лингвистический эрудит», сидит.

– Предъявите документ! Наследник, утверждаете? А почему у покойного в документах записано ПетроФ, а в твоем «паспорте» – ПетроВ?

– Так записали, как слышится.

– Ничем помочь не могу.

Словом, надо это дело исследовать, собрать дополнительные документы. Начинается судебная тяжба – волокита из-за неправильно написанной буковки. Но в данном случае речь идет о материальных интересах. Есть за что биться-судиться.

Конфликтные ситуации, связанные с ошибками в грамматическом оформлении фамильных прозваний в Московском государстве были не единичными, частными случаями, а системой. И на этот счет царский указ появился относительно всякого рода исков по поводу даже самых простых описок, ошибок.

«Буде кто в челобитье своем напишет, в чьем имени или прозвище, не зная правописания вместо а – о или, вместо ь – ъ, или вместо у – о и иные в письмах наречия, подобные тем, по природе тех городов, где кто родился и по обыкностям своим говорить и писать извык, то в бесчестье не ставить и судов в том не давать и не разыскивать».

Фамилия – категория юридическая. В прошлом и сегодня ею распоряжается не современный нормативный русский литературный язык, как полагают некоторые «доморощенные филологи», поборники «чистоты стиля», а юридический аппарат. Если, как сказано выше, лишний знак или не та буква, написанная в бумаге, искажающая официальное прозвание человека, лишала его каких-то юридических прав, то в исторических и иных публикациях, в угоду сомнительным «эстетическим требованиям», именуемым «новой языковой культурой», нарушается само право имени. Поколения приходят и уходят, а их имена остаются посмертно, как отражение признания потомками их принадлежности и целостности.

Вопрос о правильности грамматического отражения исторической фамилии основателя Омска решается не как кому заблагорассудится его обозвать. И уж совсем не потому, что «это Евсеев так хочет», как писала «Омская правда». Существует принудительный, не зависимый от желания исследователя, характер связи между теоретическими положениями и конкретным фактическим материалом, в том числе – научным.

Поскольку фамилия – правовой знак человека, то, решая «антропонимическую проблему Бухолца», исследуя архивные материалы, я отбирал документацию, которая обладает доказательной ценностью. Ибо документы должны быть не просто «подлинники эпохи», но юридически значимые.

К такого рода выявленным и введенным мною в научный оборот источникам, обладающим доказательной ценностью, относятся официальные подлинники – автографы. Они не просто обладают доказательной ценностью, но еще и инвариантны ко всякого рода историко-лингвистическим интерпретациям, всевозможным рассуждениям, этаким категорическим «истинам в последней инстанции».

Позднейшая национальная языковая культурная традиция не может изменить исторические реалии прошлого. К тому же нашедшим отражение в таких памятниках-реликтах письменности, какими являются подлинники-автографы. Следствие, как давно известно, не может влиять на причину.

А вот чего там действительно нет, так это немецкоязычного обличья «Бухгольц», которое так усиленно пытались у нас укоренить некоторые люди.

Когда в «старом знании» обнаруживаются ошибки, то это вовсе не означает, что кто-то «чернит имена наших славных историков и энциклопедистов».

И вообще следует заметить, при научном подходе к решению вопроса о правильности отражения именования основателя Омска в современных публикациях неуместен эмпиризм типа: «А что дает уточнение антропонима исторической личности гражданам Омска?»

Пока исследования по феодальной истории города находились на стадии непрофессиональных краеведческих изысков с использованием старой, источниковой, преимущественно, литературной базы, не возникало и антропонимической проблемы Бухолца. Социально значимое звучание она приобрела, когда вышла за цеховые рамки в связи с введением мной в научный оборот новых архивных источников. И это позволило приступить к изучению биографии основателя, его генеалогии – родословных корней. И тут возникает другой вопрос. А почему предшественники, изучая историю Омска или другие знаменательные события, вошедшие в русскую историю, где упоминается его имя, ничего о нем не писали? Да потому, что искали в анналах, где упоминается фамилия «Бухгольц», и совсем не обращали внимания на антропоним «Бухолц». Потому как «это совсем другая фамилия, другой человек».

Здесь замечу, конфронтация «филолог – историк», на почве правописания имен и фамилии, стара, как мир. Внесли в этот вопрос свою лепту и омские филологи и краеведы.

Как это нередко случается в общественной жизни, еще до профессионального изучения антропонимического вопроса в местной периодике появилась эта самая «Эврика», носящая характер сенсационного открытия. А поскольку в Омске подлинных архивных документов не было, то и широко известный в узких кругах краеведческий кружок «друзей-садоводов» насаждал и укоренял, в том числе и на памятной доске, прибитой к зданию речного вокзала, «правописание» имени основателя города.

Если у человека заболит сердце, то он обращается в первую очередь к терапевту, а не к знахарю. Последний для уточнения диагноза может направить больного к кардиологу, а не к ортопеду, или, скажем, офтальмологу. Так и в решении антропонимической проблемы выстраивается следующая система приоритетов: палеограф – источниковед – археограф. Их прочтение, анализ документов и современная культура публикации «антропонимических фактов» являются образцом для историков «широкого профиля». Таковы общие принципы научного познания.

Подведем итог. Историческая суть дела заключается не в формальном воспроизведении в современных публикациях фамильного прозвания основателя, относящегося к русской языковой антропонимической культуре, а в восстановлении ее официально-правового значения, адекватного эпохе его жизни.