Геральдический синдром

Еще в советский период в канун 250-летнего юбилея мною была опубликована статья «Эмблема города» («Омская правда», 16 янв. 1966 г.). Она вызвала не только познавательный читательский интерес, но и известную реакцию местных партийных и советских властей. «Может, и впрямь стоит подумать омичам о современном гербе своего города?» Была создана комиссия, объявлен конкурс на создание герба. А вскоре омичи лицезрели в Доме художников первую выставку самодеятельных геральдических творений. Результат ее поныне красуется на здании Главпочтамта. Вот только за давностью лет не помню, получила ли эта социалистическая эмблематика официальное утверждение властей. Как в старину выражались: «...оный герб употреблять во всех городовых делах».

Конечно, гербовую эмблематику нельзя рассматривать в отрыве от социально-экономического состояния города на современном этапе его развития. В «карете прошлого» далеко не уедешь. Все хорошо для своего времени.

Последнее пятилетие уходящего века омский «геральдический вопрос» перерос в хроническую форму. А ныне даже в муниципальном «поминальнике» – календаре знаменательных дат на 2000 г. только в марте месяце он упоминается дважды. 175 лет со дня утверждения герба Омской области. О нём мы уже подробно писали в историческом очерке «Геральдические символы Омского Прииртышья» («Время», 1998, № 48). И 215 лет со времени утверждения первого герба крепости Омской. Об истории становления омского герботворчества и пойдет далее речь.

***

Создание и разработка Тарского и Омского, как, впрочем, и других сибирских территориальных гербов, были инспирированы «вышней властью». Существенную роль при этом играл политический и правовой мотив. Что же касается так называемых «градских обывателей», то в массе своей к геральдическому «явлению» они относились довольно индифферентно. У них в поисках «хлеба насущного» более прозаических проблем хватало. Центральное же правительство по тем временам не интересовали проблемы региональной «социальной экологии». У них был один клич: «даешь валютную шкурку». А поскольку еще не было движения «зеленых» – защитников тарской флоры и фауны, то региональной экосистеме уже тогда, в феодальный период грозили необратимые изменения. Словом, представитель семейства куньих, обладатель белой пушистой шубки с черным кончиком хвоста стал одним из главных кандидатов в смертники. Он даже вошел в геральдическую теорию в качестве одного из двух меховых цветов. Горностаевый цвет – символ чистоты. Теперь, надеюсь, понятно, почему на него был такой ажиотажный спрос на европейском рынке? Посмотрите на рисунки царствующих особ – у них, всех этих и князей, королей и прочих больших и малых державных правителей, была «одна, но пламенная страсть» – подбить свою мантию горностаевым мехом. Наверное, в знак «чистоты» своих деяний. Да и московские бояре норовили не отставать от моды: шубы, шапки шили на горностаевом меху. Не какую-то там хорьковую шубейку или пыжиковую шапку.

Что же касается тарского городского герба, то доклад Сената одобрен, «конфирмован» Екатериной II 17 марта 1785 г. Одновременно с утверждением омского герба. В описании говорилось: «...в зеленом поле серебряной горностай. В знак изобильности и особливой доброты горностаев в Тарской округе». И царственная резолюция: «Быть по сему». Императрица знала толк в мехах. Есть даже ее «парсуна» в меховом одеянии.

Итак, геральдический смысл герба – зеленое поле, обозначающее «изобилие» и где-то «надежду», разумеется, на хорошую добычу «серебристого» зверька, знаменующего собой «белизну» и «чистоту».

Переходя к вопросу о геральдике омской, необходимо упомянуть о том, что строилась крепость именно усилиями тарских служилых людей. И на первых порах, находясь непосредственно в подчинении тарской администрации, она пользовалась ее эмблематикой.

Первые семь десятилетий местная администрация в официальном делопроизводстве использовала догербовые символы, имевшие государственную и правовую значимость.

Омск изначально развивался как военное поселение-крепость. Руководитель воинской экспедиции и основатель Омска подполковник И. Д. Бухолц, мною это установлено, официальную переписку с центром скреплял личной печатью. Ее описанию мы посвятили специальный очерк «Орнитологический тотем...» («Время», № 44, 1997 г.). То же самое делали и его последователи. А до 1734 г. ставили печать Тарской канцелярии.

Об этом свидетельствуют не только материалы различных Приказов, но и Герольдмейстерской конторы, ведавшей разработкой и созданием гербов. Еще и во второй половине 18 столетия некоторые сибирские администраторы удостоверяли государственную делопроизводственную переписку личными печатями. Характерный пример. Коменданты крепостей сибирской пограничной линии не раз обращались в Герольдию с просьбами о создании и присылке им казенных печатей. Так, комендант Петропавловской крепости полковник Сверчков на протяжении ряда лет писал рапорты о выдаче ему казенной «государевой печати» понеже: «...под ведомством оной канцелярии состоят и прочие по линии крепости, в которых на записку прихода и расхода казенных вещей и разного рода звания денежной казны даются от канцелярии шнуровые книги и по неимению казенной печати припечатываются шнуры собственной печатью». На этой почве – какая у воинских начальников должна быть печать – много вопросов всяких возникало. Недоразумения происходили. Словом, тоже переписка велась.

Аналогичная картина наблюдалась и в крепости Омской.

Благо военные администраторы, из дворян, имели свои «породные» – фамильные печати.

Если в приведенном выше примере петропавловский комендант неоднократно и настойчиво добивался, чтобы его снабдили «казенным» символом власти, то другой его коллега по Сибирской пограничной линии Кашаев на сей счет имел абсолютно противоположное мнение.

Этот комендант той самой Ямышевской крепости, которую возводил еще Основатель Омска во время своего неудачного похода за «песошным золотом», полагал, что «сочиняются» гербы прежде всего для городов – поселений сугубо гражданских. А крепость есть военно-оборонительный объект. В нем гарнизон обитает. Поэтому коменданту негоже иметь «цивильную» гербовую печать с городской эмблемой.

 Много воды утекло за 70-летний догербовый период существования Омска в системе старого губернского правления. Крепость успела побывать под административным началом Тары, главной по пограничной линии Ямышевской и даже в подчинении у Колыванского областного начальника.

И хотя со времени образования Наместничества была к нему причислена под названием «города», но в сущности по своему фактическому состоянию он так и остался «заштатным». К тому же, вплоть до начала XIX столетия, еще и «безуездным». До проведения в Сибири административно-территориальной реформы 80-х годов XVIII в. в Среднем Прииртышье статус горда имела лишь Тара.

Омский же посад со своим гражданским самоуправлением всецело зависел от местных «отцов-командиров». Собственно статус «города» он получил еще в 1782 г., можно сказать, «под сурдинку». По «Общему учреждению о губерниях», когда некоторые крупные поселения чохом возвели в ранг «городов». Хотя по сути своей и экономическому положению они так и оставались деревенскими селами.

Военная коллегия даже указ специальный разослала комендантам крепостей. В нем предлагалось создавать на местах казенные «гербовые печати». А изображать на них эмблемы тех городов, «в которых они обер-коменданты».

Омское крепостное предместье-слобода тоже мало чем отличалось от других сельских поселений. Возведение его в ранг «города» и присвоение герба было тесно связано с появлением и развитием в недрах военной крепости «особого гражданского общества». Росту его способствовало строительство генерал-поручиком И. И. Шпрингером очередного «вобановского» сооружения – новой крепости. С целью привлечения рабочих рук, всякого рода мастерового и торгового люда широко практиковалось принудительное переселение из других мест. Весь этот пришлый элемент, вместе с отставниками, их семьями и составил так называемое в старину «посадское общество» – основу омского «градского состояния». Однако приоритет пограничной столицы, крепости над городом, резиденции командующего Сибирской пограничной линией нашел свое отражение и в этом первом омском «городском» гербе.

По художественно-графическому исполнению – это цветной рисунок на отдельном листе. Четырехугольный квадратный щит с заострением внизу. В геральдике он именуется французским. Поле щита, рассеченное пополам по горизонтали, имеет двухцветную раскраску государственными цветами. Верхняя часть – голубым, символизирующим величие и красоту, а по химическому значению краски – ясное небо. На его фоне изображена золотая воинская пирамида со знаменами, барабанами и холодным оружием алебардщиков. Это знак силы, верности, постоянства. Старая военная эмблема главного города наместничества Тобольска.

Следует заметить, военная атрибутика, изображенная на ранних территориальных сибирских гербах, не просто дань внешним формам отражения завоевания и освоения Сибири. Знамена и оружие служили еще и агитационно-пропагандистским средством патриотического воспитания общества.

В нижнем же серебряном поле – собственно герб подчиненного наместничеству. Он довольно абстрактен, как и сама геральдическая мысль – горизонтальная коричневая линия с зубцами. Как явствует из смыслового описания, сие есть: «... часть укрепленной из кирпича линии, потому что по Сибирской линии есть оная главная крепость против киргизов». Таков предельно простой графический символ военно-административного центра пограничного края. Со времени торжественного открытия Тобольского наместничества 30 августа 1782 г. и прошло всего ничего, каких-то полтора десятка лет. И вот грянула очередная административно-территориальная реформа. Под занавес «славного века Екатерины» наместническое правление вновь реорганизовали в губернское.

В царствование Павла герольдия подготовила общий гербовник городов империи. Екатеринский наследник, большой любитель прусских «военных потех»: мундиров, регалий и всяческих эмблем, тоже приложил руку к управленческо-территориальной перестройке. Весной 1797 г провел «сокращение госаппарата». А еще через пару месяцев тобольское губернское правление закрыло и омский городовой магистрат. Делопроизводство местного общественного самоуправления вновь перешло под юрисдикцию Тары.

Поскольку «присутственные места» нашего хилого безуездного города были ликвидированы, то и на очередном этапе герботворчества о них никто уже и не вспомнил. «Не созрели» экономические условия для развития муниципального строя. Какие уж тут эмблемы.

А крепость, между тем, считалась лучшей в Сибири.

На старых территориальных гербах, в том числе омском, обнаружили упущение – отсутствовали еще и символы абсолютной монархии. К тому же, по геральдическим правилам, центральное место на щите следовало отдать поселению, которому принадлежит герб. Словом, устарела омская эмблема – на одном щите два герба под верховенством ликвидированного наместничества и без указания самодержавной власти. Такой вот импульс получился. И стали новую «гербовую картинку» изобретать.

Идея военно-оборонительного значения омского поселения нашла свое дальнейшее развитие, уточнение и воплощение во втором гербе. Он обнаружен мной еще в начале 60-х годов среди материалов инженерного ведомства, хранящихся в Центральном военно-историческом архиве. До сих пор не опубликован.

В то время разработка крепостной эмблематики велась под непосредственным руководством Президента военной коллегии. Запустили «бумеранг» – распоряжение и полетели в столицу необходимые образцы – рисунки и прочие «изъяснения к прожекту».

Произошло это в бытность начальника сибирских пограничных линий генерал-поручика Г. Г. Штрандмана. Новый герб родился в недрах местной инженерной команды. Неведомо, кто автор идеи, но ее графическое воплощение осуществил инженер-поручик Тимофей Труфанов.

Эмблема проста по содержанию, но довольно помпезна по своему внешнему оформлению. Все тот же «французский» щит. В центре его полигон-многогранник – условное чертежное обозначение «вобановского» крепостного сооружения: бастионы, болверки, стены, гласис, окружающий ее ров и эспланада. По форме, размерам, расположению валов и бастионов он напоминает типовой план «средней» крепости.

«Державная птица» отразила идею властную, правовую. В качестве щито-держателя изображен двухглавый орел, символ государственности. Только вместо «царского яблока» и скипетра – атрибутов монарха он цепко держит в своих когтях герб Омской крепости. Над щитом – корона, свидетельствующая о незыблемости, предельной централизации власти. В конце XVIII столетия шел процесс составления различного рода картографического материала: планов городов, крепостей, уездных земель... Сопровождались они рисунками территориальных гербов. Описываемый нами герб помещен на «Генеральном плане крепости Омской... сочинен декабря 28 дня 1797 г.». А вычерчен – скопирован кондуктором 3 класса Иваном Кураковским.

О том, как в недрах военно-крепостного строительства возникла и развивалась «городская храмина», свидетельствует показание на плане «цивильных строений», так называемых «форштадтов». Но если когтями двухглавая птица вцепилась в герб Омской крепости, то клюв ее сжимал шнур, на котором висел ее «Генеральный план...».

Эмблема эта использовалась преимущественно комендантом в военно-административной деятельности в первой четверти XIX в.

А чем обусловлена очередная смена герба? Ведь сама Омская крепость, насколько известно, упразднена лишь осенью 1864 г. Каков механизм, скажем так, «геральдического синдрома»? Кого и почему не устраивал старый герб?

Здесь наблюдается сочетание разных признаков. Крепость, город и населяющий их народ, как и любой другой организм, – система развивающаяся. Всякие административно-территориальные преобразования – это «болезни роста». А смена герба лишь следствие. Очередная вспышка сибирского «геральдического синдрома» восходит к началу XIX столетия.

Изучение дореволюционных омских гербовых эмблем позволяет сделать следующее заключение.

В последние годы уходящего столетия гербовая болезнь в наших пенатах, похоже, приняла хроническую форму. В сущности, в дореволюционный и советский периоды собственно официального «городского герба» никогда и не было. А были территориальные. А они не репрезентируют город Омск. Что-то не припомню и архивных государственных гербовых бумаг с официальной символикой омского городского общественного самоуправления, скрепленных печатями с городским гербом.

Старые гербовые эмблемы отражают лишь отдельные моменты военно-административного территориального устроения: 1. Пограничной линии. 2. Омской крепости (не посада). 3. Акмолинской области и Степного края. Все они были, как видим из вышеизложенного, инспирированы верховной властью. Как отражение политико-идеологических деяний имперского правительства, на территории, где размещалось, прежде всего, военно-административное управление краем, Омской областью.

Что же касается «гербовых» вывесок на горсовете, в зале его заседаний, то использование геральдического символа прошлого не определяет его современного значения. Сказать, что здесь имеет место продолжение геральдической традиции прошлого, значит, вообще ничего не сказать. Потому как старое геральдическое население на «французских» щитах с его формальными приемами отражения знакового смысла картинки-герба не что иное, как отсутствие чувства современной реальности, конкретного момента нынешнего городского общественно-политического бытия. И на досках-вывесках горсовета в нынешних условиях эмблемы эти выглядят не более чем музейным анахронизмом. «Поезд давно уже ушел» в другую эпоху, а мы вce цепляемся, рядимся в отжившие кладбищенские формы, которые еще предки отвергли за ненадобностью.

Любят некоторые омские «геральдисты» от исторического краеведения порассуждать о традиционных «гербовых ценностях», культурном наследии и т. п. Вот только забывают, что они носят классовый характер. И, вообще, бывают традиции позитивные – прогрессивные и негативные – реакционные. В данном случае – использование горсоветом первого герба пограничной линии под верховенством Тобольского наместничества – по самой сути относится к традиции консервативной. И сама по себе длительность существования такой «традиции» не определяет ее современное значение.

А вот является ли герб необходимым условием жизнедеятельности города? Такой вопрос вообще не стоял. А ретроспективный взгляд на наше геральдическое прошлое свидетельствует о том, что во всех формациях: феодальной, капиталистической, социалистической наличие городского герба не являлось необходимым условием функционирования и жизнедеятельности общества.

Что же касается геральдических новаций, то воз, как говорится, и ныне там. Правда, сообщали, что конкурсная комиссия «положила глаз» на один прожект–эмблему еще в 1995 г. «Герб с золотым крестом и пятиугольником Омской крепости». Только вот опоздал автор на пару веков со своей «эврикой». Предки сами на этой идее крест поставили.

А ныне администрация города, которую СМИ ну очень любят именовать «по-импортному» мэрия: «... приглашает всех омичей принять участие в продолжающейся дискуссии в сети Интернет...». Словом, «Улита едет ... да когда-то будет». А пока столичные геральдисты рисуют для омичей эмблемы-символы, моих сограждан занимают более актуальные вопросы. Как в древнем Риме – сначала «хлеба» и чтоб было «тепло, светло и мухи не кусали», а уж потом – «зрелищ» – в виде персональных атрибутов-символов общественного самоуправления – гимна, флага, герба... Так что «геральдический вопрос» еще не созрел. Вот когда самодеятельные художники-тинейджеры начнут расписывать «эмблематой» дома, заборы, тротуары, как в период нынешней президентской избирательной кампании, тогда и градское общество обратит на это внимание. А пока эти споры-дебаты избранного общества «по интересам» – на периферии общественного сознания – в Интернете... А время течет, терпит. Не зря видно старые омичи говорили: «Тише едешь – больше командировочных».