Геральдические символы омского Прииртышья

 Если проводить исторические параллели, то следует вспомнить об организации экспедиции на поиски «песошного золота». О ней нам уже доводилось писать в научных источниковедческих и историографических публикациях. Ее результатом стало основание Омска. А вот о другой экспедиции, явившейся одной из важных исторических предпосылок при территориальном формировании первой Омской области, ныне почти ничего не известно. А между тем инициатива этого предприятия шла не от «вышних» государственных властей, а от казачьего энтузиаста-рудознатца. Прошел почти век, как поставили омскую крепость. Командир 1-го казачьего полка, майор Ф. К. Набоков обратился к командующему Сибирским корпусом, генералу Г. И. Глазенапу с предложением организовать и провести геолого-разведочную экспедицию «в Киргизские степи». В нем поставлена задача – выявление «мест, изобилующих рудой, и освидетельствование их достоинств в целях «приращения государственной экономии в разработке сих приисков». Рапорту был дан ход. Поскольку Набоков писал: «... будучи по своим служебным обязанностям в непрерывных экспедициях в Киргизские степи, не оставил без особенного замечания землеположение и свойства земли. Зная местоположение различных руд, полагаю, что экспедиция откроет в степных местах богатство натуры, заключающей в недрах своих золото, серебро, самородную медь и в величайшем количестве свинец».

Министру финансов Гурьеву в рапорте Набокова такой государственный подход человека военного очень даже понравился. Особенно впечатляли слова: «если предлагаемая мной экспедиция не принесет достаточных польз государству, то все издержки, на оную употребленные, принимаю на свой счет». Так еще никто не рисковал.

Доложили императору. А он «повелеть соизволил» направить в степь казачий отряд под командованием Набокова численностью в 150 человек «для разыскания рудных богатств». Отряду были приданы специалисты, выполнявшие съемочные, поисковые и разведочные работы.

Результаты пятимесячных полевых исследований, носивших комплексный характер, изложены в отчетных материалах, хранящихся в Центральном государственном военно-историческом архиве.

Кроме горно-геологических, картографических фактов с указанием месторождений редких и цветных металлов в них содержатся разнообразные историко-экономические, географические агрикультурные, этнографические и прочие сведения. Все это было учтено при организации «внешних округов» Омской области.

И, между прочим, Набоков в своем отчете об экспедиции 1816 г. отметил: «где мы ни проходили, всегда и везде принимали киргизцы (казахи Среднего жуза – Е. Е.) нас ласково, даже руды, в неизвестности бывшие, нам показывали».

Согласно документу, именуемому «Сибирское учреждение», в состав вновь организуемой области предполагалось включить на правах «внешних округов» степные пространства, о которых мы упомянули выше. Все это повлекло за собой подготовку и утверждение особого «Положения об управлении сибирскими киргизами».

Омск хотя и являлся к тому времени городом уездного масштаба, но в нем обретала та самая Пограничная комиссия, которая «заказывала музыку», то есть ведала организационными вопросами «закордонной» части. Именно на ее основе впоследствии и выросло управление в виде Омской отдельной области с целью устройства и управления Средним казахским жузом.

И в царствование Александра I не прекращался процесс совершенствования системы сибирского управления. Начало 1822 г. ознаменовалось образованием очередной административной надстройки – делением на Западные и Восточные управления. Закипела «законодательная» работа. К лету Сенат «выдал на гора» целую серию или, как ныне принято выражаться, «блок документов». О преобразовании управления Сибирскими губерниями. Среди них есть бумаги об учреждении Омской области «с особым управлением». Город номинально получил статус областного центра. Хотя по уезду и сути своей принадлежал к ведомству гражданскому. А в чем заключалась эта «особенность» управления, явствует из так называемых Уставов «об управлении инородцами» и «о Сибирских киргизах».

На исходе 1823 г. Сенат объявил об официальном открытии Омской области: «... и присутственных при оной мест». Тут и Сибирский комитет подключился – руку приложил к разработке разного рода «Правил» и «Положений» о порядке «выборов» управленцев, установлении им окладов и т.п. А к осени 1824 г. по «высочайшему повелению» решили вопрос и о «спецодежде» для чиновников – «о мундирах для областей Омской и Якутской». Пришло время заняться и разработкой эмблемы нового административно-территориального образования. Словом, к концу царствования императора, известного современникам по кличке «Благословенный», такой знак был создан.

Проект первой эмблемы «областного масштаба» создавался в Омске, естественно, с участием членов Пограничного Совета. А они, разумеется, исходя из военно-политических задач и «особенности» организации казахского национального управления главным образом в округах внешних, стремились воплотить в гербе идею, близкую тамошним обитателям.

Третий герб уже не содержал в себе фигур собственно геральдических, абстрактных. Он даже на герб не похож. Скорее, этакая этнографическая картинка на тему азиатского охотничьего быта. Проект направили в Сибирский комитет. Там, долго не раздумывая, «отфутболили» его в геральдию – им, как говорится, и карты, то бишь гербы, в руки.

Сюжет эмблемы довольно прост. На красном фоне щита естественное профильное изображение золотого восточного всадника, «национального по форме», на серебряном коне, мчащемся во весь опор. Мусульманин-кочевник с колчаном стрел за спиной, в боевой стойке натянув тетиву лука, готов поразить цель. Поскольку жертва его осталась «за кадром», то есть за пределами геральдического шита, остается неясным – на кого это охотится степняк. Главное, несется именно в ту сторону, которая определена теорией. А конь по геральдической мысли синтезирует в себе целый букет достоинств: храбрость льва, зрение орла, быстроту оленя...

Авторская же идея «прожекта» изложена со всей простотой в пояснительной записке: «... в знак того, что в степях сей области народ киргиз-кайсаков, ведя жизнь кочевую, проводит время более в верховой езде и суть ловчие».

Городмейстерские эксперты, вероятно, уже уставшие от бесконечного разгадывания абстрактных символов многочисленных провинциальных «кроссвордов и ребусов», надо полагать, отдыхали душой, разглядывая творение, присланное из Омска. Выполненное в лучших традициях не столько геральдического, сколько лубочного искусства.

Герб «нарисовать», известное дело, было гораздо проще, чем на деле осуществить национально-административное «устроение» на территории так называемых внешних округов области.

В обыденной жизни полудикого народа эта самая «ловчая суть» является нормой взаимоотношений степных хищников. Феодальная экономика казахских жузов находилась на уровне добычи «подножного корма». Сохранялись основы старых национальных институтов «степного права».

Император Александр I в беседе с генералом Капцевичем о методах административно-территориального устройства внешних округов неизменно подчеркивал мысль о мирном, строгом, справедливом обхождении с «киргизами» (т. е. казахами – Е. Е.) и стремлении достигать поставленной цели, не прибегая к оружию.

Не будем углубляться в дипломатическую историю «ласки и привета», отметим лишь, что и сам геральдический аспект этого мероприятия тесно связан с политическим подтекстом. А давнее стремление казахов и в частности Средней орды к сближению с Россией находило с ее стороны деятельную поддержку и создавало благоприятные условия для развития русско-азиатских экономических отношений.

Областной герб отразил идею покровительства, нежели самовластия. Поскольку на нем уже отсутствуют символы имперской державности и монархической власти.

Судя по экспертному заключению, специалистам герольдии герб понравился: «... эмблема выражает характерную черту народа, обретающегося в Омской области». 8 августа 1824 г. Сибирский Комитет его утвердил.

 

***

 

На очередном этапе военной колонизации приграничного степного региона одной из важных составных частей государственной российской территориальной политики, при расширении «жизненного пространства», являлось дальнейшее привлечение на свою сторону национальной феодальной верхушки Среднего жуза. Дабы она, хотя бы на первых порах, проявляла лояльность к действиям и деятельности представителей царской администрации. Со времен русского освоения Сибири имелся более чем двухвековой опыт «проб и ошибок» во взаимоотношениях с различными бродячими, оседлыми и кочевыми «туземцами» и их «верхним» родоплеменным «улусным» руководством. А в тех обществах уже имело место довольно четко выраженное явление классовой дифференциации – отношения сложились феодальные.

В Омск по делам дипломатическим, служебным, торговым все чаше наведывались различные представители «киргиз-кайсацкой орды» и прочие, как тогда выражались, «почетные азиатцы». Для них даже «посольский дом» – гостиницу возвели. А ислам, известное дело, играл важную роль во всей политической и социально-культурной жизни тюркоязычного мира. Поскольку в любой религии классовая мораль имеет еще и проблематику нравственную. Она и призвана решать вопросы воспитания масс с учетом их конфессиональной принадлежности.

При организации первой Омской области наиболее ярким проявлением такой политики явилось возведение в пограничной столице крупнейшей в Сибири магометанской мечети. Она была спроектирована офицерами омской инженерной команды Булыгиным и Маковецким. Строительство велось под руководством инженер-прапорщиков: Новоселова, Елисеева, Телятьева. Правда, возвели ее в уменьшенных против проекта размерах. Основной капитал на строительство мечети отпущен из государственной казны. Работы были завершены в 1829 г., а в эксплуатацию ее ввели через два года. После усадочного ремонта в 1831 г.

С тех пор минул целый век, но еще и на моей довоенной памяти это было монументальное культовое сооружение. Правда, минареты уже сломали, а сама мечеть нерушимо стояла до середины нынешнего столетия. Взрывать ее не решались. Говорили: скорее рухнет находящееся рядом с нею здание управления Иртышского речного пароходства, чем упадет этот монолит.

Представляете? Еще в резиденции Сибирского казачьего войска – Атаманской станице, поименованной на немецкий манер – «форштадт», не было построено войсковой соборной церкви, а рядом уже возвели мечеть и Посольский дом для «почетных азиатцев».

А какое отношение имеет эта мечеть к территориальной геральдике? – спросит читатель. О том речь впереди. Все в исследуемом историко-геральдическом процессе взаимосвязано и взаимообусловлено.

 

***

 

Почти весь период существования «внешних» территориальных округов в рамках Омской области казахская феодальная аристократия вела борьбу за восстановление ханской власти. Не надо, мол, нам ни мечети строить и уж тем более народ образовывать – приобщать к цивилизации. Неграмотными, понятное дело, легче управлять. Даже посольство в Петербург посылали к царю. Но успеха в этом деле не достигли. И эмблема с «золотым всадником», геральдическим символом силы и верности, по-видимому, никого не вводила в заблуждение относительно государственных целей и намерений.

Новая эмблема с «золотым» всадником не внесла умиротворение. Она не подорвала основы старых институтов «степного права». Не ввела в заблуждение «национальные» силы сопротивления, а лишь способствовала дальнейшему разжиганию страстей.

Само по себе «открытие» и содержание этих самых казахских восточных «Диванов» во внешних округах велось на основе имперских финансовых вливаний. Как и в прошлые времена, за счет налогоплательщиков внутрисибирских. Причем «национальная администрация» освобождалась от всякого рода налогов и сборов. А подвластное им население, смотря по местным «политическим обстоятельствам», и от того мизерного «кибиточного сбора» в пользу государства, которое обязалось их еще и защищать от «врагов внешних». И не просто обязалось, а на деле законодательно освободило «инородцев» – кочевников от рекрутской повинности. Так что окружным «старшим султанам», постоянно «плакавшимся в жилетку» омскому военному начальству с просьбами защитить их «от неподвластных единоверцев», приходилось содержать при всех этих национальных приказах – «диванах» много войск из православного, казачьего по преимуществу, люда. Для полицейских функций – «поддержания тишины и спокойствия», чтобы они там окончательно между собой не перегрызлись. А по мере необходимости и от поползновений других азиатских деспотий.

Само по себе официальное «открытие» – так его называют документы – очередного административно-территориального объединения из «внешних» и «внутренних» округов, именуемых Омской областью, явилось лишь первым шагом к государственному «устроению» довольно обширного закордонного степного региона. А геральдический «золотой всадник» не оставлял сомнения в том, что Омск – военный город в цепи пограничных крепостей есть не что иное, как центр и узел «большой» среднеазиатской политики.

Хаос, царивший в Среднем казахском жузе – междоусобицы феодальных владетелей, набеги, разбои, грабежи торговых караванов, идущих в Сибирь, баранта (отгон скота – Е. Е.), – тяжким бременем ложился на простой народ. Все это свидетельствовало о неспособности местной национальной верхушки без российских услуг и помощи осуществить элементарные административные и финансовые преобразования. Да и сам представительный аппарат «туземной» администрации, создаваемый Российским правительством, играл лишь вспомогательную роль. И в этом смысле геральдический «сын степей» являлся предметным, наглядным проявлением местной жизни, ее политической реальности. Рост взаимной вражды в среде казахских феодальных владетелей заметно обострился еще и на почве борьбы за «руководящее кресло», связанное с должностью старшего султана окружных приказов.

Говорят – «гладко писано в бумаге...». Нарисовать геральдический территориальный знак и «открыть» очередную «административную единицу» оказалось проще, чем на деле осуществить ее «устроение».

 

***

 

А в Петербурге непрерывно шел процесс «законодательного творчества» на тему дальнейшего административного и земельного «обустройства» сибирской окраины. Централизация государственного аппарата повлекла за собой совершенствование всей системы устройства «колониальных органов» Сибири, Туркестана, Кавказа... Посыпались разного рода «высочайшие повеления», рескрипты, предписания... Начало 1838 г. ознаменовалось упразднением Главного управления – Сибирского комитета. А уже к весне император Николай I утвердил «Положение об отдельном управлении Сибирских киргизов». Омская область упразднялась. Началось «великое переселение» военно-бюрократического аппарата. Из бывшего стольного сибирского города Тобольска в новую губернаторскую резиденцию – Омск. Все лето и осень тянулись подводы с канцелярским и чиновничьим скарбом. Это было начало конца пятнадцатилетнего существования территориального объединения под названием «Омская область». Зато, согласно императорскому распоряжению, вводился новый ритуал – «производство в высокоторжественные дни пушечной пальбы в Омске».

 

 

 

Геральдические символы омского Прииртышья / Евгений Евсеев // Время. – 1998. – 2–8 дек. (№ 48). – С. 10.