Так начиналась Тара

 Из опыта работы над историческими романами о Тарском бунте 1722 года и о походе И. Д. Бухолца за песочным золотом у меня выработался как-то сам собой тот аршин, которым я невольно измеряю того или иного историка: это наличие в его работах первоисточников. Ибо только первоисточник в своей незамутненности комментариями и толкованиями при правильном осмыслении способен подать исторический факт как истину. Умение вычленить эту истину определяется профессионализмом.

Именно этим отличаются представленные работы из истории Тары омского историка Евгения Николаевича Евсеева и действительного члена Географического общества России Вадима Павловича Сукача. И хотя обе работы написаны для популярного издания, в них чувствуется дыхание архивных первоисточников, чувствуется достоверность. Что и делает их интересными.

Павел Брычков

 На севере Омской области стоит один из самых старейших городов Сибири - Тара.

Вот уже 400 лет прошло с тех пор, как летним августовским днем 1594 года на берегу маленькой речушки Аркарки, впадающей в Иртыш, нарушив вековую тишину здешних мест, застучали топоры первых русских поселенцев, возвестившие о рождении нового города. В буднях своей многотрудной жизни наши предки не всегда думали о том, чтобы своевременно занести в анналы истории его биографию.

На долю Тары выпал тяжкий исторический жребий - выносить и отражать первые удары нашествий степных кочевников. Все силы, желавшие остановить освоение Сибири русским народом, прежде всего, должны были уничтожить эту преграду. Но жили здесь мужественные люди, которые вновь и вновь отстраивали и укрепляли город. В жарких схватках и сечах уберегли они родную землю от нашествия степных орд. Они делали это и для нас с вами.

Тара - овеществленная история первых русских сибирских городов. Ее незатейливая архитектура сотворена руками простого народа.

Время бесследно унесло многие документы и сведения о ее ранней истории. Набеги степных кочевников, пожары уничтожали памятники материальной культуры города. И в сегодняшнем облике Тары даже трудно заметить такой почтенный патриархальный возраст.

Городская «косметика» нового времени стирает с его лица черты былой старины. Но чем больше узнаешь этот город, тем естественнее представляется в нем сочетание прошлого и современности.

Лицо города - его кварталы и улицы. Они многое видели. Опальных воевод и участников общественно-политических движений, которых «власти предержащие» гнали в Сибирь, купеческие ярмарки и пышные восточные посольства, шедшие к московскому двору, вражду племен и вер...

Очень ошибаются люди, считающие, что для любви к старине существуют археологи, историки, музейные и архивные работники. Стремление к первоначалу заложено в каждом человеке. Мы не Иваны, не помнящие родства. Интерес и уважение к своему прошлому, его бережное хранение и развитие всегда являлись основой патриотизма.

Лучшее из прошлого входит в нашу жизнь. А преемственность всегда была основой прогресса.

Прошлое представляется образней и яснее, когда знакомишься с ним по первоисточникам во всеоружии подлинного текста. Два-три характерных слова, своеобразно сложенная старинная историческая фраза, наивная по форме аллегория подчас скажут нам многое.

 

***

 

Какова же была историческая обстановка в Сибири накануне основания Тары?

О знакомстве русских с Сибирью известно еще в XI столетии, но ее систематическое освоение началось, как отмечают летописи, гораздо позднее, со второй половины XVI века, когда уже сложилось централизованное Московское государство.

Заселение русскими Сибири явилось непосредственным продолжением процесса расселения славян по Восточно-Европейской равнине. Шел закономерный процесс складывания многонационального русского государства...

В современном сибиреведении бытует мнение о том, что решающее значение в заселении Сибири имел стихийный поток русских переселенцев. Правительственная деятельность сводилась, главным образом, к закреплению и обороне районов, вошедших в состав государства. Падение Казанского и Астраханского ханств произвело большое впечатление на правителей Сибирского царства. Глава государства Едигер, стремившийся в лице московского правительства найти поддержку в борьбе с претендентами на ханский престол, был свергнут в 1563 году, и власть захватил Кучум¹.

Последний хоть и уверял Россию в дружелюбии, но, как только упрочил свое положение на сибирском престоле, стал всячески поощрять набеги своих вассалов на русские земли. А обстановка в России складывалась для этого благоприятная. Южные районы были разорены набегами крымского хана, на западе шла затяжная неудачная ливонская война, и Кучум стал концентрировать вооруженные отряды на восточных склонах Урала, готовясь вместе с ногайскими мурзами к вторжению на Русь². Учащаются набеги феодалов, подвластных Кучуму, на русские городки. В этой цепи событий убийство в 1571 году московского посла Чебукова, а в 1572 году - 87 человек русских торговых людей; поход на Русь брата Кучума Маметкула; захват и разгром русского города Соликамска - эти и другие события побудили правительство увеличить воинские силы на своей восточной окраине. И вот на исторической арене появляется отряд волжской «вольницы» под водительством Ермака. За давностью событий и отсутствием подлинных документальных источников в настоящее время историкам не удалось со всей достоверностью выяснить его биографию и обстоятельства этого похода. Имя его овеяно легендами и породило огромную не столько историческую, сколько художественную литературу. Но так или иначе, основываясь на летописании и придерживаясь золотой середины, мы приведем основную канву событий, предшествовавших основанию Тары.

Уральские «именитые люди» - солепромышленники Строгановы, чьи владения граничили с Сибирью, снарядили дружину Ермака для похода. Летом 1582 г. в результате нескольких сражений Ермак разбил основные силы Кучума, а осенью захватил его столицу Искер. Следует заметить, что отряд его был в общем-то небольшой, человек в восемьсот. К тому же и Сибирское ханство не представляло из себя прочного государственного объединения. Это уже были не татаро-монголы суровой школы Чингисхана и его преемников. Отсутствие единства в войске Кучума привело его к поражению. Часть татарских феодалов перешла на сторону Ермака, и ряд сибирских племен признали власть русских. После гибели Ермака, утонувшего в 1585 г. в реке Вагай во время внезапного нападения Кучума, московское правительство направляет в Сибирь новый отряд казаков под командой воевод Мясного и Сукина, основавших в 1586 г. первый русский город Тюмень. В следующем году отряд Данилы Чулкова ставит город на Иртыше - Тобольск. В 1593 г. возникает еще два города: Пелым и Березов. Однако эти первые русские острожки-поселения были маленькими оазисами на большой территории первоначального освоения севера Западной Сибири. Наряду с местным населением они постоянно подвергались нападениям кочевых тюркоязычных племен Южной Сибири. Да и Кучум еще не сложил своего оружия. Все это сдерживало развитие производительных сил края. Тобольские воеводы, надо полагать, во время походов по Иртышу для отражения набегов кочевников устроили в центре людной татарской волости Аялы заставу, или зимовье. Здесь периодически принимался ясак в государеву казну. В своих донесениях они, несомненно, предлагали царю Федору Ивановичу покончить с двоеданческими отношениями местного населения и в целях безопасности от Кучума поставить на реке Таре новый город.

Такова в общих чертах была обстановка в Сибири, когда на повестку дня встал вопрос о необходимости строительства Тары.

Строить Тару царь поручил князю Андрею Елецкому. Зимой 1594 г. с отрядом московских стрельцов Елецкий отправился в Лозьву. Отсюда весной началось его путешествие в Тобольск по рекам Сибири. Царский указ предписывал выделить в его распоряжение для участия в «Тарском городском строении» отряды уфимских башкир, казанских татар, военнопленных, казаков³. Словом, ко времени выхода из Тобольска отряд Елецкого насчитывал до 1740 человек. Документов о точном времени основания Тары до нас не дошло. Хотя известно, что воеводе Елецкому предписывалось сообщить в Москву о времени отправки из Тобольска, а затем, после основания города, составить и прислать чертежи. Изучение и анализ источников, освещающих сибирские события 1594–95 годов, которыми мы располагаем, позволяют уточнить датировку основания Тары. Не останавливаясь на методике этого определения, в основе которой положена русская историческая метрология, с достаточной для 400-летнего периода точностью мы можем предположить, что основание Тары произошло с начала августа до конца сентября в пределах ± одна неделя от этих крайних дат. Свое наименование город получил по реке Таре, впадающей в Иртыш в 32 км ниже города. С этим связана одна весьма распространенная в дореволюционной и перешедшая в советскую литературу (см., в частности, историк В. А. Александров, писательница М. К. Юрасова) ошибка о том, что город якобы был построен на реке Таре, а затем, после пожара 1669 г., перенесен на место, где ныне расположен. Однако источники говорят о другом. Обычно первые сибирские города ставились на местах или вблизи местных поселений. В известном «Наказе», данном воеводе А. Елецкому и опубликованном в свое время академиком Г. Ф. Миллером, говорилось: «...Придти на то место и судовой и конной рати чтоб город заняв на Таре-реке (поселение Аялы - Евсеев), город сделать высмотря место ниже ли того, выше ли того, где пригоже, чтоб город сделать и укрепить»⁴.

При возведении городов учитывались стратегические, защитные свойства рек, труднопреодолимые мысовые участки, излучины.

Решить вопрос о месте строительства Елецкому предписывалось «однолично», т. е. самому принять решение.

В летописи Черепанова по этому поводу мы читаем: «...воеводе поглянулось место не доезжая до реки Тары, и способное он нашел при речке именуемой Аркарка... по ней вверх от берега реки Иртыш с версту... и там город строил. Однако ж что имя Тара по первому определению осталось»⁵. Эти факты отвергают версию о строительстве города на реке Таре. Место, выбранное Елецким, защищало город с юга речкой Аркаркой, с востока Иртышом, на западе расстилалось так называемое «Чистое болото», а с севера подступала тайга.

Способы строительства, внешний вид, конструкции стен Тары мало чем отличалась от других окраинных крепостей того времени, и поэтому, зная обстоятельства строительства, мы с достаточной долей достоверности можем представить себе, как это происходило.

На каждого рядового участника похода полагалось заготовить от 5 до 10 нетяжелых бревен. К заготовке леса предполагалось привлечь местное население, обещав ему «имать лехкий ясак», т. е. облегчить государеву подать. Ставилось, прежде всего, «наспех» внешнее ограждение - острог, способный вместить гарнизон и жителей, а затем уже внутри срубали город. Острог - от слова острый - представлял из себя тыновую бревенчатую ограду - частокол с заостренными сверху концами 5-6-метровой высоты.

По-видимому, обстановка и обстоятельства строительства не позволили построить Тару в тех размерах, которые предполагались «Наказом» - город на 300, а острог от 300 до 500 квадратных саженей.

Летопись отмечает, что «...сие определение точно не исполнилось... построен малой город на 42 саженях квадратных, а острог был в длину двухсот, а в ширину 150 сажень. Внутри острога надлежало быть обывательским дворам. Но оное место было тесновато и многие по нужде за острогом построились»⁶.

С первых лет существования Тары начали складываться слободы служилых людей стрельцов, казаков, татар, бухарцев, пашенных крестьян. На строительство дворов правительство давало служилым по рублю денег, и они должны были «полепить себе избы» - как тогда говорилось, «взяв бога в помощь». На посаде, который начал разрастаться уже за стенами острога, жил трудовой люд, «тянувший тягло», или, выражаясь по-современному, налогоплательщики. Так постепенно разрастался этот крытый дранью и дерном город.

Шло время, менялись воеводы, рос и укреплялся город. Первый из дошедших до нашего времени чертежей с изображением Тары сделан в конце XVII века известным сибирским историком и картографом тобольским сыном боярским Семеном Ремезовым.

По «Счетному списку» 1625 года мы видим, что вооружен город был в этот период лучше стольного Тобольска. Тара располагала следующим «нарядом». «В городе на роскате писщаль полуторная медная 1, а к ней 280 ядер железных… в городе же по башням 10 писщалей затинных... В остроге же на Пятницкой новой башне и на Борисоглебских воротах писщаль скорострельная… 2 писщали 9-ядерные медные... В остроге же на Чатской башне писщаль скорострельная... В остроге по башням 4 волконейки железные»⁷.

Складывание волостей Тарского уезда проходило в ожесточенной борьбе с Кучумом и подвластными ему феодальными властителями кочевых племен. Уже зимой 1595 г. тарские воеводы начали выполнять вторую часть государева «Наказа» - «чинить промысел над Кучумом царем». Первый поход на Кучума после основания Тары совершил отряд под командованием тарского письменного головы Бориса Доможирова, разгромившего Черный городок на Иртыше. Был и еще ряд походов. Окончательный же разгром Кучума выпал на долю младшего тарского воеводы Андрея Воейкова. 4 сентября 1598 г. он доносил царю Борису Годунову: «И пришел государь я, холоп твой, на Кучум-царя в 20 день на солнечном восходе и бился с Кучумом царем до полдень; и божьим милосердием и твоим государевым счастьем Кучума царя побил»⁸. Но и после окончательного разгрома кучумова царства еще целый век на тарской земле не было мира. С конца XVI столетия в пределы Южной Сибири вторглись племена калмыков.

Набеги на Тару и уезд - главная тема, которая звучит в воеводских донесениях царю. В челобитных ясачных людей тарским воеводам говорится «О приходе калмыцких людей войной на Тарский уезд», «и ясачных людей побили, а иных в полон поймали и с лошадьми и с животами... кочевые места, зверинные пpoмыслы отняли...»⁹.

Из разных волостей постоянно просят прислать служилых людей для защиты «... что б Тарскому городу и волостям от калмыцких людей порухи не учинилось».

В свою очередь, воеводы пишут в Москву: «Многие калмыцкие люди пришли к Тарскому городу. Под Барабинским острожком был бой с утра до вечера». «А на Таре служивых людей мало. Иные посланы в проезжие станицы и на отъезжие караулы, а иные посланы для бережения в нижние и верхние волости по городкам»¹⁰.

И главные тобольские воеводы, в свою очередь, сообщают: «А наряду, государь, в Тобольску мало, послати нам холопам твоим на Тару нечего...»¹¹, За всеми этими известиями слышится постоянная тревога и напряжение...

Административным центром Тары и уезда была приказная, или, как говорили, съезжая изба, где воеводы заседали. Что же из себя представляла высшая тарская администрация? Процедура назначения на должность главного тарского воеводы проходила следующим образом. В Разрядном приказе - тогдашнем военном ведомстве - подбиралась кандидатура из лиц, принадлежавших по своему социальному и служебному положению к классу привилегированных землевладельцев или придворных чинов, и, после соответствующего утверждения, их направляли в приказ, ведавший Сибирью.

Здесь воевода получал инструкцию, или, как она называлась, «Наказ», определявший его права и обязанности. Поскольку главный воевода был, прежде всего, человек военный, то в круг его обязанностей входили такие вопросы, как охрана уезда от нападений кочевников, мобилизация людей на службу, устройство оборонительных укреплений, «проведывание новых землиц», внешнеполитические связи...

Младший воевода обычно исполнял роль городничего, ведал финансами, сбором налогов. Срок службы главных воевод был 2 года. В связи с особой важностью Тары - как пограничного города - сюда назначали двух воевод. Основатель Тары Андрей и сменивший его Федор были представителями княжеского дома Елецких. Их предки и потомки также бывали на воеводской службе в российских городах. Для характеристики состава тарских воевод XVII столетия, не углубляясь в дебри генеалогии, следует сказать, что часть из них принадлежала к тем фамилиям, которые подвергались казням и опалам, другая же часть, в зависимости от политической конъюнктуры в бытность их службы, подлежала удалению на дальние «отъезжие службы». Достаточно взглянуть хотя бы в синодик опальных Ивана Грозного, и мы увидим в нем многие фамилии княжеских и высших нетитулованных родов, чьи потомки впоследствии были на Тарском воеводстве. Среди них: Шаховский, Кайсаров, Бутурлин, Воронцов-Вельяминов, Засекин, Измаилов и другие лица.

До нашего времени дошел ряд «Наказов», данных правительством тарским воеводам. И хотя в них воевода признавался, так сказать, творцом местного благополучия и светлые перспективы улучшения народной жизни встают перед нашим взором, но, как видно из различных документов, жизненная практика зачастую разрушала эти бумажные иллюзии. Приехав в Тару, воевода сбрасывал с себя эти канцелярские пеленки, освобождался от опеки и, как тогда говорилось, «начинал искать своего прибытка». Здесь он чувствовал себя еще увереннее, чем в старой Руси, «на кормлении». Ведь недаром говорилось: «В Сибири до бога высоко, а до царя далеко». Памятуя нравы своего времени и московского двора, воевода порой превращался в сатрапа, не знающего удержу порывам своего произвола. Яркую картину воеводских насилий над подвластным населением мы видим на примере князя Шаховского. Он известен нам также и тем, что поставил перед правительством в 1628 г. вопрос о необходимости основания Омска¹². В бытность его воеводства вымогательство посулов и взяток сопровождалось, как говорилось, «правежом и жесточью», насилиями, от которых тарская округа терпела, словно от неприятельского нашествия. Его деятельность привела к тому, что антифеодальный протест вылился в восстание татар тарского уезда, активно поддержанное местным рядовым ясачным населением, больше всех страдавшим от воеводского произвола. Этим воспользовалась патриархально-феодальная знать в реакционных целях отторжения территории и населения уезда от русского государства. События, развернувшиеся в Тарском уезде, серьезно обеспокоили правительство. Воеводы Шаховский и Кайсаров попали в опалу. Причем главный тарский воевода Шаховский несколько лет прожил в Тобольске, и лишь в 1633 г. ему было разрешено вернуться в Москву, где он и умер в 1640 г. Новые тарские воеводы Исаак Байков и Федор Волков получили царский указ, которым предписывалось убедить местное население в том, что его тяжелое положение является следствием нерадивости прежних воевод, а не системы законов феодального государства. Хотя и проводились ревизии, вскрывавшие воеводские злоупотребления, но, судя по архивным документам, отчетность в те времена была в зачаточном состоянии, и правительство, естественно, стремилось почаще менять воевод. Этим как бы достигалось две цели: во-первых, воеводу смещали, пока он не успел много награбить, а, во-вторых, сменяющий его должен был о всех нарушениях и упущениях донести в Москву. Меры подобного контроля вытекали, с одной стороны, из сложившейся практики воеводской деятельности, а с другой стороны, из убеждения высшей администрации в неизбежности злоупотреблений на местах и стремлении как-то их ограничить. Естественно, что такие первобытные приемы административного контроля не приводили к желаемым результатам. Еще пример, тарский воевода - сибирский сын боярский Рукин - прославился как взяточник и грабитель. Он удерживал жалование у служилых людей, отнимал у обывателей лошадей, брал с каждого немалые по тем временам деньги - от 2 до 4 рублей. Рукина отстранили от должности с обязательством возместить награбленное, но все же заслуженного возмездия в назидание другим он не получил. И хотя правительство принимало целый ряд бумажных мер, направленных на оздоровление нравственной и другой обстановки, но с наивностью, если так можно выразиться, свойственной той эпохе: в речах воевод перед тарскими обывателями - при приеме должности - говорилось, что прежний воевода жителей притеснял и грабил, а царь «смиловался» и прислал нового воеводу, который не будет, так сказать, злоупотреблять служебным положением. Через два года приезжал новый воевода, и речь в том же духе повторялась.

В 60-х годах XVIII столетия в Сенате и Синоде рассматривалось дело тарского воеводы Бабановского, которого Сибирский митрополит Павел даже отлучил от церкви¹³. Однако во времена «вольности дворянской» дело обычно кончалось покаянием, отставкой, в худшем случае простой ссылкой, в то время как крестьянина, посадского человека за менее важные проступки подвергали кнуту, каторге, смертной казни. Подобный образ правления был характерен не только для Тары. Явление это было повсеместное. На Земском соборе 1642 г. представители купечества заявили: «...а в городах всякие люди оскудели и обнищали до конца от твоих государевых воевод». Ставился вопрос о расширении границ общественного самоуправления. У воевод, направляемых в сибирские города, описывались вещи с тем, чтобы по их возвращении можно было проверить, как они разжились во время службы. С этой целью на сибирской дороге в Верхотурье была даже учреждена специальная застава. С тарского воеводства - как наиболее важного в Тобольском разряде - разрешалось вывозить деньгами не более 500 рублей. Всякий излишек, обнаруженный на заставе, считался результатом грабежа и отбирался в казну. Особенно это касалось вывоза ценных мехов, так называемой «мягкой рухляди». Но все же хорошая взятка открывала таможенный шлагбаум, и воевода, особенно если он не был в опале, благополучно возвращался в свою вотчину, вывозя не только «мягкую рухлядь», но и рабов - «ясырь», взятый в походах в плен.

Заканчивая вопрос о воеводском управлении, скажу только, что яркую картину этой странички истории освещают мирские челобития. Но Москва была далеко, контроль бессилен, а челобитные, обогатив историков рядом фактов из практики воеводского правления, надо полагать, мало принесли пользы их авторам.

Самое оживленное место в городе - площадь. Здесь находилась таможня, где облагались сбором все привозные товары; мытная изба, куда вносились пошлины на торговые сделки; гостиный двор и, наконец, кабак. Тарский кабак не только питейное заведение, это и своего рода клуб, где обменивались новостями, и биржа труда, где подряжались на работу. Из архивных документов видно, что уже с первой четверти XVII в. тарская площадь не только общественный, торговый, но и нотариальный центр. Как и в других провинциальных городах, существовал там институт площадных писцов. Кому нужно было написать челобитную, подать жалобу в суд или совершить другие частноправовые акты, тот тоже шел на площадь. Здесь всегда можно было найти писца, «кормившегося площадным письмом», готового написать что угодно и на кого угодно.

Постоянно толпился здесь народ. Здесь тарские обыватели узнавали о последних воеводских распоряжениях.

Старая деревянная Тара, как и другие сибирские города, всегда жила под угрозой огня. Красной нитью через все «Наказы» воеводской администрации проходит мысль о том, «...чтоб от пожаров жили с великим бережением». Только бывало наступит весна, как в городе и на посаде ходят глашатаи воеводы - гарнизонные служители - и кричат: «Заказано накрепко, чтоб изб и мылен опричь торговых бань никто не топил, вечером поздно с огнем не ходил и не сидел, а для хлебного печенья и где есть варить - поделайте печи в огородах, подальше от хором». Однако, как ни береглись горожане, часто вспыхивали пожары. До нас дошел ряд сведений о таких пожарах, когда город выгорел почти дотла. Было это в 1669 и 1709 годах. Но не только стихийные бедствия посещали Тару. Далеко окрест расстилались черные клубы дыма после опустошительных калмыцких набегов. Не раз пытались аборигены стереть ее с лица земли. Калмыцкий князек Куйша, как отмечает «Повесть о городах Таре и Тюмени», в 1635 г. приказал «...град разорити... и мирские жительствующие домы огнем пожещи, сущих православных христиан мечу предати»¹⁴. Еще в 1629 г. воеводы Шаховский и Кайсаров писали, что в церковь Бориса и Глеба ударила молния, и в результате пожара вместе с ней сгорело 20 дворов служилых людей и 100 саженей острога. На том же месте сразу восстановили острог - велика была опасность от неприятеля. Пожар 1669 г., как доносил воевода Мещерский, вспыхнул в ночь на 8 сентября от топившейся бани конного казака Дениса Вяткина. Скученность застройки, стиснутой городскими стенами, привела к тому, что сгорели город, острог, воеводский двор, амбары с военными и продовольственными запасами, приказная изба с архивами. Всего до 630 дворов. С той поры застройка с нижней луговой террасы речки Аркарка была перенесена в нагорную часть. Но не успел город как следует обстроиться здесь, как 21 августа 1709 года произошел другой грандиозный пожар. В отписке воеводы Семена Клопова в Сибирский приказ сообщалось: «...волею божию загорелись юрты и от тех юрт город и острог и святые церкви и приказная изба и воеводский двор, таможня и гостинный двор и амбары и посад погорели»¹⁵. Воевода просил указ о строении города вновь. Надо сказать, что город был вскоре восстановлен. Перепись следующего года показала по Таре свыше 950 русских дворов.

Летописец Черепанов на этот счет приводит более точные факты, нежели воевода, сославшийся на «волю божью». Татарин Каим, строгая стрелы в своей юрте, уронил в стружку табачный уголь из своей трубки. Не заметив этого, он ушел из юрты, «...а от того табашного угля те стружки загорелись от чего и юрта принялась гореть и по причине бывшего сильного ветра сделался такой великий пожар, что к вечеру весь город выгорел»¹⁶.

Большие пожары бывали и в более поздние времена, например, 1711 и другие годы. Но даже они не могли остановить дальнейший рост города. Летописец, само собой разумеется, не упоминает о таких мелочах, когда сгорит несколько домов. При тогдашней незатейливости построек город быстро восстанавливался.

Наиболее значительной каменной страницей в истории Тары являются культовые здания, придающие городу запоминающийся силуэт. Среди них первая каменная постройка - здание церкви Спаса нерукотворного образа, закладка которой, как отмечает летописец Черепанов, состоялась в 1755 г. Строительство окончено, по-видимому, к концу XVIII в.

По древнему обычаю под престолом закладывался крест с датой освещения церкви, т. е. «сдачи в эксплуатацию». Это наиболее древний архитектурный памятник Тары XVIII в., дошедший до нас без существенных изменений своих основных объемов и архитектурного декора. Он обогащает силуэт Тары и является свыше двух столетий неотъемлемой частью общей панорамы города.

 

***

 

Народ в новом беспокойном городе был всегда нужен. Отписки воевод наполнены жалобами на тревожные обстоятельства и недостаток служилых людей. Со времени возникновения Тары формирование ее населения осуществлялось путем ссылки и перевода из других частей страны лиц как военно-служилого, так и податных сословий. Как значится в «Топографическом описании Тобольского наместничества», со ссылкой на писцовые книги, город был населен стрельцами, казаками, рейтарами и другого звания людьми из Москвы, Новгорода, Казани и различных, преимущественно, северо-русских земель.

Многие были сосланы «в опале», и военнопленные, которых в Сибири объединяли по так называемому «литовскому списку»: поляков, литовцев, немцев, шведов, а так же «черкасов» – украинской вольницы. В первые десятилетия существования Тары важную роль в обороне города играли отряды «годовальщиков», присылаемых из Тюмени и Тобольска в помощь незначительному тарскому гарнизону, и путем перевода сюда служилых людей и команд. Таким образом, основным населением города первые полтора столетия его существования было служилое население, большей частью - казачество. Тарского казака видят всюду, где была нужда в мужестве, смекалке, рабочей силе. Он возводил крепостные стены города, пахал землю, собирал ясак, водил суда и дощаники на Ямыш-озеро за солью, сопровождал торговые караваны, партии колодников, иностранные посольства. Он нес основную тяжесть по охране и заселению края и, как тогда говорили, «был во всяких городовых посылках».

В XVIII столетии основная масса служилого населения Тары была более подвижна, чем в поздние времена. Отсюда посылались не только на отъезжие службы, караулы, но и на основание новых городов и острогов. Тарское казачество участвовало в строительстве Енисейска, Красноярска, Кузнецка, Томска и других городов и острогов. Они же пополняли гарнизоны этих городов, строили и Омскую крепость. Приток добровольных поселенцев в первое столетие был незначителен. Об этом говорит состав и количество посадского населения. С сухопутными и речными караванами, привозившими вооружение, снаряжение, продовольствие, прибыли сюда люди, подряжавшиеся на Урале и в других местах в работники при судах, караванах, в охрану и т. д. Здесь этот вольный и, как говорили, «гулящий» люд, среди которого было немало искателей приключений, путешествий, наживы, верстался, в первую очередь, на службу, а по неспособности к ней и в податные сословия. В период государственного расстройства на Руси - так называемого «Смутного времени», трехлетнего голода и мора - народ потянулся в Сибирь, главным образом, из северных поморских мест.

Таков был состав первых тарских поселенцев, которых бурные события истории забросили в этот далекий угол нарождавшейся новой российской провинции. По своему социальному составу значительная часть тарских жителей принадлежала к крестьянскому сословию, которые «оказачились». Термин «казак» в те времена был синонимом относительной свободы. Являясь военно-служилым населением, они в то же время представляли собой и промыслово-земледельческую и даже, в ряде случаев, торговую группу, подходившую по занятиям и образу жизни к крестьянству и мещанству, отличаясь от последних относительной социальной и юридической свободой. На дальней российской окраине правительство больше всего ценило казаков-воинов, и здесь было легче освободиться от «подлого» - как выражались тогда - состояния. А условия жизни в опасном краю требовали от всех воинской службы. Нерегулярная выдача денежного и хлебного жалования, перебои с доставкой провианта вынуждали служилого человека заниматься различными промыслами, торговлей, земледелием. Давался земельный участок и тарские стрельцы и казаки - имевшие собственную запашку - «служили с пашни без государева хлебного жалования».

После разгрома Кучума главной задачей было обеспечение населения хлебом - заведение «государевой десятинной пашни». Все исследователи отмечали слабое развитие пашни в Таре. Естественно, что и лучшие пашенные места были заняты служилыми людьми, получавшими землю в зачет хлебного жалования. Ссыльнопоселенцам и переведенцам «на государеву пашню» отводились менее удобные участки. Хотя и оказывалась подмога на хозяйственное обзаведение, но все же трудности первоначального освоения в местах, где жизнь постоянно подвергалась угрозе попасть в рабство к степным кочевникам, а также, в ряде случаев, неприспособленности к крестьянскому труду, особенно ссыльных, приводила к распространенному в те времена виду социального протеста - бегству. Характерный пример. В 1628 году в Тару был сослан Никита Верховиня. Он подговорил шестерых пашенных крестьян бежать на Русь. Но все они были пойманы, биты кнутом и вновь определены в Таре к государевой десятинной пашне. Весной 1629 года Никита вновь подговорил троих тарских крестьян бежать из города. На сей раз их снова поймали татары на реке Ишим и передали властям. Никита Верховиня, посаженный в тюрьму, сказал: «бежали потому, что пашенная работа им не за обычай». А в решении суда говорилось: «государь слушал и указал послать его на пашню дальше в Енисейск или на Красный Яр откуда убежать нельзя»¹⁷.

 

***

 

Развитие торговых отношений со странами Азии являлось одной из важнейших задач в политике правительства. Об этом постоянно упоминалось в воеводских наказах.

Бухарские купцы пользовались особой привилегией в Таре, где образовалась даже целая бухарская слобода. Среднеазиатские караваны, приходившие сюда, разбивались на группы и разъезжались по другим сибирским городам. В XVII в. Тара на Тобольском рынке выступала одним из постоянных поставщиков «мягкой рухляди» - пушнины. Недаром в тарском гербе мы видим изображение горностая.

Бухарские и другие восточные купцы везли в Тару шелковые и хлопчатобумажные ткани, пряности, чай, фрукты. Из степи поступал калмыцкий и казахский скот. Пашенные крестьяне уезда поставляли в город хлеб, крупы, овощи. Поступление восточных, русских и местных товаров привело к возникновению в Таре устойчивого рынка, а затем зарождению и обособлению таких производств, как кожевенное, скотобойное, сапожное, свечное. С развитием земледелия возникают кузнечное и мельничное ремесла, мукомольный и крупяной промыслы, казенное винокурение.

Феодальная Тара - город контрастов. С одной стороны, роскошь и богатство воевод, приказной и военной верхушки, купцов-толстосумов: Шиховых, Бекишевых, Потаниных, Вехтиных, наживших состояния на торговле, а с другой стороны - нищета трудового народа, чьими усилиями возводился город. Социальная неоднородность горожан порождала классовые столкновения вследствие непомерной эксплуатации трудового люда. Одной из форм протеста против действий православной церкви и правительства, принимавшего строгие меры по запрету раскола в XVII-XVIII вв., являлись акты самосожжения раскольников. Значительное количество ссыльного элемента и их потомков, находившихся в оппозиции к правительству, привело в 1722 г. к жестокой расправе с тарскими жителями, выразившими протест против распоряжения Петра I о престолонаследии. В одном из документов XVIII в. об этом событии сказано так: «...Многие тарские жители получили смертную казнь, яко то отсечение головы, повешение за ребра, иные сажены на кол и протчими наказаниями усмирены. В сие время до 500 домов лучших граждан разорено... И от того времени город Тара прежнего могущества и красоты лишился»¹⁸. Одним из активных руководителей движения гарнизона был казачий полковник Иван Немчинов. «Противное письмо» с отказом присягать безымянному наследнику престола подписало 228 человек. На подавление протеста гарнизона была направлена карательная экспедиция в 600 человек во главе с полковником Батасовым. В результате розыска, пыток, казней, самосожжений и ссылок от гарнизона практически ничего не осталось.

Возникший на главном направлении колонизации город, утратив свое военное значение, превратился в административно-экономический центр края. На развитие его экономики и культуры определенное влияние оказала ссылка. Ссыльные знакомили тарчан с материальной культурой и передовыми идеями России, способствуя тем самым развитию общественной жизни города.

Надо сказать, что строительство Тары явилось одним из важнейших прогрессивных результатов освоения нашего края, оно способствовало защите коренного населения от разорения и угона в рабство кочевниками жителей юга Сибири, прекращению кровавых распрей враждовавших родов. Воздействие Тары на местное население выразилось и в том, что оно усвоило новые производственные навыки, передовые, по тому времени, формы организации труда и хозяйствования, более высокую культуру. Так проходило становление Тары.

 

ССЫЛКИ К СТАТЬЕ

1. История Сибири. Т. 1, Л., 1968, с. 366.
2. Там же, с. 372.
3. Г. Ф. Миллер. История Сибири, т. 1, М.-Л., 1937, с. 359-360.
4. Там же, стр. 355.
5. ЦГАДА, ф. 196, д. 1542, л. 87.
6. Там же, л. 88.
7. ЦГАДА, ф. 214, д. 4, л. 227.
8. Акты исторические, т. II, СПб, 1841, № 1, с. 1-4.
9. Русская историческая библиотека, т. 8, СПб, 1884, стб. 406.
10. Там же, стб. 409.
11. Там же, стб. 586.
12. Там же, стб. 522-524.
13. Ю. Готье. История областного управления в России от Петра I до Екатерины II. Т. I, M., 1913, стр. 368.
14. Труды комиссии по древнерусской литературе, т. I, Л., 1932 с. 28.
15. ЦГАДА, ф. 214, оп. 5, д. 1856, л. 1 об.
16. ЦГАДА, ф. 196, оп. 1, д. 1543, л. 125 об.
17. РИБ, т. 8, стр. 581.
18. ЦГВИА, ф. 414, оп. 1, д. 19104, л. 4.