Из книги «Бумажные кораблики»

Сказка Пушкина

 

 

Мы вырастали на реке, на рыбалке, на рыбе. В селе рыбачили все – старый, и малый. Может, поэтому запомнилась мне на всю жизнь первая библиотечная книжка. Я объясню, почему.

Читать я начал до школы, и читал довольно хорошо, читал все, что было дома. Но все эти книги мало запомнились.

И вот я пошел в школу, в первый класс. Чуть ли не в первый день я записался в школьную библиотеку, и первой книжкой, которую мне предложила библиотекарь (мудрая женщина!), была пушкинская «Сказка о рыбаке и рыбке». Книжка, помню, была большого формата, клеенная-переклеенная, залистанная и зачитанная, помню даже, что и пахла она как-то особенно (до сих пор обоняю этот запах!)

Я принес книжку домой и, не отрываясь, прочитал ее. И настолько ярко увидел все описанное Пушкиным, что чуть не задохнулся от восторга познания, от чуда русской речи – разумеется, это теперь я могу так объяснить те пережитые в далеком детстве чувства.

Родная река и рыбалка отозвались и слились с волшебством пушкинской речи, пушкинского сюжета.

Так мне повезло с первой, по-настоящему прочитанной книгой, взятой к тому же самостоятельно (хотя, конечно, и по совету библиотекаря) в первой своей, школьной библиотеке.

 

Далекий сверстник мой

 

Чеховский Ванька Жуков вошел в мою жизнь, когда мне было лет девять-десять. Примерно столько же, сколько герою рассказа. Впервые я читал рассказ в родной деревне зимним вечером, сидя у стола на лавке, перед окном, на две трети покрытым льдом, который, стаивая понемногу, образовывал лужицу на подоконнике. Вода по тряпичному жгуту стекала в подвешенную к окну бутылку. Как и Ванька, про которого я читал, я тоже был один – все разошлись по своим делам.

Когда я дошел до строк о зимней деревне («…Млечный Путь вырисовывается так ясно, как будто его перед праздником помыли и потерли снегом…»), я невольно взглянул в окно и через его незамерзшую треть увидел все это – дымы из труб, белые крыши, мигающие звезды.

И так горько стало мне за этого несчастного, забитого, далекого моего сверстника, письмо которого, конечно, не дойдет на деревню дедушке, что слезы брызнули из моих глаз. И теперь, через многие годы, перечитывая рассказ, я каждый раз переживаю подобное. Особенно зимою…

То ли какие-то гены от того парнишки перешли в меня по череде поколений…

То ли каждый раз настигает меня сила чеховской боли за человека…

 

 

Макаров Владимир